Мафия

Это предусмотрено. Секретаршу под благовидным предлогом удалили. Вместо нее Тушина обнаруживает двух молодчиков из хомутовской охраны.

– Кто такие? – грозно спрашивает она.

– Мы с мамой.

– Тоже переживаем.

И тяжелыми взглядами буквально заталкивают жен­щину обратно. Вот так, значит, все обставлено: выйти ей не дадут, даже если б могла бросить директорский каби­нет на волю темной визитерши с ее молодчиками. Рас­правиться с ними врукопашную – сил не хватит. Надо взять подмогу. Но прежде чем Тушиной успеть к селекто­ру, Хомутова вываливает новый шмот грязи:

– Врач сказал: «Радуйтесь, что не СПИД. Сифилис все-таки лечится». Заразила парня ваша Кирочка, Анна Кондратьевна, вот какая беда!

Анна Кондратьевна хватается за сердце. Срам невыно­симый, наглая ложь! Но ход рассчитан верно: чужих она теперь созывать поостережется, уже не к селектору тянет­ся – к телефону.

– Как зовут племянника?

– Леопольд, – жалостливо подсказывает Хомутова и хамит, выходя из образа: – Как кота в мультиках.

– Гадюка! – отвечает ей на это директорша и набира­ет номер.

– Кира, это мать. Ты когда ездила в Крым, фотогра­фировалась с Леопольдом?.. Тебя надо спросить, с ка­ким!.. – Хомутова подсовывает ей карточку. – Стоите на камнях, сзади гора… Высокий брюнет, тонкие усики. Как не помнишь?.. Все, потом объясню.

Она кладет трубку, а Хомутова припевает:

– Вот молодежь! Заразила и не помнит, а?

– Хватит морочить голову! – рявкает Тушина.

– Каково будет ее мужу, как узнает. Он ведь ревнивый страшно, Стасик-то! И сестрам тоже, Наде с Верой.

Тушина решает для вида согласиться:

– Сколько ты хочешь?

– Считайте сами. Леопольду от врача отмазаться, чтоб снял с учета, потом на неофициальное лечение. Мой проезд туда-назад. Ну и этот… моральный ущерб…

– Хорошо. Завтра принесу, – говорит Тушина.

– А-а, надумала в милицию стукнуть, – разоблачает ее Хомутова. – Директорская голова!

– У меня здесь нет.

– Бедная, значит? Могу одолжить.

Хомутова выкладывает несколько толстенных денеж­ных упаковок.

– По десять тысяч. Бери.

У Тушиной все в голове переворачивается кувырком. То было вымогательство, теперь похоже на подкуп. Да что же это такое?!

А Хомутова не дает опомниться:

– Вот повестки в венерологический диспансер. На обследование. Кире и Стасику как официальному полово­му партнеру.

Тушина читает и вскрикивает:

– Ты же знаешь, что она здорова!

– А я вот так поделю, – Хомутова ребром ладони раздвигает пачки, – это доктору, это лаборантке. И будет сифилис. И ни в жизнь твоя Кира не отмоется. Такие же повестки на работу пойдут. Кстати, и уголовная статья есть – за умышленное заражение. Потонешь в дерьме!

– Я пойду в райком! – грозит Тушина. – Я найду управу!

– Хорошо, пришла. Хоть в ЦК. Спасите, шантажиру­ют, будто у дочки сифилис. А там гинекологического кресла нету. Что тебе скажут? Ах, Анна Кондратьевна, мы вам очень сочувствуем. Но поскольку есть официаль­ный вызов, пусть дочка пройдет анализы. Тогда можно обжаловать в райздрав. А сами думают: только бы поско­рей руки вымыть! Мало ли что. Дальше. В райздрав мы успеем раньше тебя. От больших денег нигде не отказы­ваются.

– Аферистка! Подлюга! – вне себя кричит Тушина.

Из приемной заглядывают «мальчики»:

– Мама, не помочь?

– Да нет пока. Немножко директорша нервничает.

Парни скрываются.

– Все равно не боюсь! Ничего со мной не сдела­ешь! – упорствует Тушина.

– Зачем меня бояться? Ты бойся, что Стасик опять на развод подаст. Прошлый раз Кира чуть в Кащенку не угодила, верно?

– Не понимаю… чего вы добиваетесь? – выговаривает Тушина после паузы.

– Да пустяки. Откроем лабораторию по качеству. Обо­рудование мое, люди мои. В их дела чтобы никто не лез. Второе – сменишь кладовщика, я пришлю кандидатуру. Через неделю надо приступить к работе.

Тушина постигает наконец смысл всей истории. Страх, отвращение, протест легко читаются на ее бесхит­ростном лице.

– Вот оно что!

Садится к столу, что-то размашисто пишет.

– На, подавись! Взяли?

Хомутова читает написанное заявление:

– «Прошу освободить от занимаемой должности». И чем же это Кире поможет? – изумляется она. – Как тебе ее не жалко? Нет, какая-то ты баба легкомысленная. Ведь еще только с почты повестки понесут – уже вокруг начнется шу-шу-шу. Слыхали, Тушина-то дочка… А у тебя их еще две. На них, думаешь, не приготовлено? Все прахом пойдет. Нет у тебя выхода, пойми!

Кажется, Тушина начинает-таки понимать.

Хомутова забирает деньги, кроме одной упаковки.

– Будь здорова, старуха, не кисни, – и идет к выходу.

В последнем всплеске ярости Тушина швыряет пачку ей вдогонку, метко попадает в спину. Хомутова денег не поднимает, отталкивает назад носком туфли:

– Оставь на мыло, как надумаешь вешаться. Веревки у тебя свои… Ты, дура, цени, что я про внуков не напоми­наю, – и без малейших сомнений подытоживает: – Стало быть, через неделю.

Вторая половина дня. В хорошем настроении Ардабьев после работы возвращается домой. В авоське нехитрые покупки.

Что-то вспомнив, приостанавливается и, поколебав­шись, идет позвонить в автомат.

В кабинете Знаменского звонит телефон. Знаменский снимает трубку: