Мафия

- Сердце, наверно.

- Надо же, молодой еще...

- Вот так работаем, работаем, себя не жалеем, а потом хлоп - и готово!

Машина Коваля неторопливо едет по набережной мимо Андроникова монастыря в сторону Сокольников. Неспрямленная Яуза здесь живописно извивается, старые горбатые мостики соединяют берега, справа поднимаются высокие зеленые откосы.

Приятная, уютная дорога, а для Коваля приятная вдвойне, потому что ведет она к дому любимой женщины. Зовут ее тоже Вероникой, как и жену Ардабьева.

На заднем сиденье невозмутимая пара плечом к плечу - "псы" Хомутовой. Настроение, в котором пребывает Коваль, отчетливо не вяжется со зловещим смыслом этих фигур.

Он тормозит и выходит у крошечного островка с домиком - вероятно, какая-то станция речной службы. В центре современного города прямо-таки диккенсовская идиллия, отрешенность от суеты, уединение, покой. Ульи желтеют, собаки слоняются.

Созерцание островка для Коваля - окончательное переключение, подготовка к тому, чтобы появиться у Вероники иным человеком: ласковым, раскованным, легким.

...Он звонит в дверь - из коридора вылетает Вероника и по-девчоночьи виснет у него на шее.

- Ой, как я соскучила-ась! Три недели... ненавижу твои командировки!..

- Теперь долго не поеду.

Вероника тащит его в комнату и начинает танцевать вокруг, припевая: "Олежка вернулся, вернулся, вернулся!" Танцует не потому, что Коваль ею любуется, а скорее для себя - от радости, от юной непоседливости, - и останавливается, только когда замолкает служившая аккомпанементом музыка из телевизора.

- Ты прямо с дороги?

- Нет, побывал в конторе.

Что-то мелькнуло, видно, в лице, и она уловила:

- Неприятности?

- Чуткая моя девочка. Да, пришлось... уволить одного сотрудника.

- И теперь жалко?

- В незапамятные времена мы были друзьями. Взял его к себе, и вот ошибся. Ладно, пустяки...

Грубым дается радость.

Нежным дается печаль.

Мне ничего не надо.

Мне никого не жаль.

- "Жаль мне себя немного, - вторит Ковалю Вика, - Жаль мне бездомных собак..." Удивительно, что ты любишь Есенина, - говорит она. - Ты такой волевой, сильный. А впрочем... я о тебе ничего не знаю.

- Больше всех.

- Ничего! Даже где ты работаешь.

- Директор КСИБЗ-6, - шутливо представляется Коваль.

- КСИБЗ? Как это расшифровать?

- Понятия не имею. Никто на свете не знает.

- Да ну тебя! - смеется Вика и перескакивает на другое: - Ой, Олег, я разбила твою японскую вазу!.. Ругаться будешь?

Вид у нее виноватый, против чего Коваль решительно протестует:

- Вика, здесь все твое!

- Но ты же покупал!

- Все твое! Хоть в окно выкини! И никогда больше не извиняйся. Что без меня делала?

- С тоски подыхала. Разрешил бы работать пойти?

- Чтобы ты опять слушалась дурака-начальника? Смотри сюда, - Коваль держит на ладони коробочку. В коробочке кольцо. Вероника смеется:

- Еще кольцо? Олег, я кругом окольцована!

Все вокруг свидетельствует о его стремлении создать здесь райское гнездышко. Обстановка квартиры нестандартна, много картин, шкуры, изысканная посуда за стеклами серванта. Причем упор не на явную роскошь, а на артистизм и коллекционность.

Курков входит к Знаменскому.

- Звали, товарищ полковник?

- Звал. Мне тут привезли материал на наркомана Демидова. На днях он попал под машину. Да вы сядьте. Жена Демидова тоже кололась, сейчас в роддоме. Надо найти в каком и осторожненько попробовать выяснить вот что: кто из оптовых продавцов снабжал ее мужа. Судя по тому, сколько при Демидове было денег и наркотиков, поставщик - крупная фигура.

Курков приближается к зданию роддома.

Затем - уже в белом халате - стучит в кабинет зама главного врача и скрывается там.

По коридору провозят каталки с младенцами - время кормления.

К заму главного спешит вызванная медсестра.

Пожилой врач просматривает принесенную ей карточку, сообщает:

- На четвертый день после родов было резкое нарушение сердечной деятельности, рвота, боли, потеря сознания. Еле отходили. Затем нормализовалось.

- Ага!.. Пожалуйста, пригласите ее сюда, - обращается Курков к сестре.

- Матери кормят, - взглядывает врач на часы.

- Ей не носят, Владимир Иванович, - напоминает сестра. - Он в реанимации.

- Ах, тот самый?! Новорожденный в критическом состоянии, едва вывели из комы.

Сестра направляется к двери, Курков останавливает:

- Секунду. Демидова получает передачи?

- Сейчас нет, у нее дома несчастье.

- Ясно.

Сестра выходит.

- Доктор, Демидова - наркоманка.

- Что?!

- Как вы не догадались! Ее болезнь - это была ломка, по-научному абстиненция. Все симптомы совпадают!

- Чудовищно!.. Вы наверняка?.. Боже мой, теперь все понятно... Тридцать пять лет я помогал людям являться на белый свет. И вот - матери-школьницы. Дети, которых никто не забирает. А теперь еще врожденные наркоманы! Боже мой, у него ведь тоже абстиненция... семи дней от роду! Я должен проконсультироваться, как спасать, - берется за телефонный аппарат.

- А стоит, доктор? Неполноценный. Обреченный.

- Так рассуждать бесчеловечно!

- Тогда давайте строить для врожденных наркоманов сеть приютов. Это социальная проблема. Сегодня у вас первый, завтра будет сто. Мать ведь скоро погибнет.

- Чего вы от меня хотите?!