Эксперт опустился на колени, не боясь запачкать брюки. Отобрав у Опичко миску с гипсом, проворчал что-то не очень вежливое в его адрес, сам занялся следами.
– Почему сразу не позвали меня? – спросил недовольно.
– Потому что ты там что-то искал, – показал головой на поляну Опичко.
Эксперт сердито посмотрел на капитана и снова пробормотал под нос что-то ругательное.
– Скажите, – спросил его Сохань, – не свидетельствуют ли эти следы, что их оставил человек, хромающий на правую ногу?
– Свидетельствуют, да еще как!
– А почему он так ходит? Видите, Алексей Игнатович, следы параллельны, а нормальные люди ставят ноги носками наружу.
– Уловили?.. – эксперт с почтением взглянул на следователя. – А ходит он так, поскольку привык. Короче, такая походка только у цирковых эквилибристов, канатоходцев или строителей-монтажников, которые передвигаются маленькими шажками. С годами вырабатывается такой шаг…
– Выходит, проселок перешел строитель-монтажник или канатоходец?
– Думаю, что именно так.
Сохань быстро и с явным удовольствием потер руки.
– Это значительно сужает круг поисков.
– Сомневаюсь, в Городе несколько тысяч строителей, – махнул рукой Опичко. – Попробуй всех перебрать.
– И все же! Если добавить, что этот человек, наверняка состоятельный, потому что курит «Кент»…
– Найти – раз плюнуть?
– Я этого не говорил. Просто сейчас у нас есть ориентиры. Хоть какие-то… Как говорил Добролюбов, луч света в темном царстве… И придется нам, капитан, ухватиться за эту ниточку.
– При чем тут я? Убийство расследует прокуратура…
– А она имеет право привлечь к ведению дела любого. Вы же, Опичко, сыщик со стажем, вам и карты в руки.
– А-а… – махнул рукой капитан. – Сыщик, говорите? Не сыщик я, а пес, милицейский пес, на которого то и дело надевают намордник.
– Шутите.
– Будто не знаете вы наших порядков…
– Бросьте, – сказал Сохань серьезно, – и не говорите мне об этом. Вот увидите, если это следы убийцы, скрыться от нас ему не удастся.
– Блажен, кто верует…
– Странно, что вы не верите в себя?
– Я верю только в наше родное областное и городское руководство.
– А я почему-то еще и в себя.
– Значит, вам легче жить.
– А как же жить без веры в себя? – удивленно пожал плечами Сохань. – Не представляю.
– Прокурор у вас кто? – прищурился Опичко. – Прокурор у нас с вами один – Сидор Леонтьевич Гусак. И он развязывает вам руки, то есть дает полную свободу действий.
– В рамках закона.
– А у меня десять нянек, и каждая в свою сторону тянет. Начальник розыска с заместителями, начальник отдела, не говоря уже о полковнике Псурцеве. Голова кругом идет. Проклинаю тот день, когда пошел в милицию.
– А я всегда считал работу в уголовном розыске интересной. И, если хотите, интеллектуальной.
– Слова… Грязная и неблагодарная. – Опичко махнул рукой и стал помогать эксперту. Вдвоем они быстро завершили работу, и капитан спросил: – Кажется, все?
Сохань неопределенно поморщился. Еще раз медленно обошел поляну, постоял под дубом. Увидев проводника с собакой, спросил:
– Ничего?
– В наш век сплошной механизации… Добежали до трассы, а там, похоже, стояла машина…
– Знакомая картина. – Согласился Сохань. – Наверное, все, больше нам здесь делать нечего.
И направился к «рафику».
Белоштан пришел в прокуратуру не сказать что взволнованный, но с неспокойным сердцем. Потому что вот так, повесткой, его еще никогда не вызывали. Звонили, извинялись, приглашали или просто ставили в известность: такое или иное совещание состоится тогда-то, и он сам решал, идти или нет. Одного можно просто проигнорировать, другого послать ко всем чертям, а перед третьим расшаркаться и поклониться: сложная наука – жизнь…
Коридор на третьем этаже – темный, узкий, и номера на дверях еле видны. Пятьдесят седьмая комната оказалась предпоследней справа. Георгий Васильевич постоял перед дверью, хотел постучать, но взял себя в руки и распахнул дверь без стука. Стал на пороге: кабинет узкий и темный – письменный стол у грязного окна, выходящего во двор на облупленную и обшарпанную стену соседнего здания, несколько стульев вдоль стены и сейф в углу. А за столом – черноволосый мужчина, оторвавшийся от бумаг и внимательно вглядывающийся в него.
Убогость и замызганность комнаты пробудили у Белоштана обычную уверенность, он вытащил из кармана мятую повестку, помахал ею в воздухе, спросил:
– Вызывали? Здесь написано – «пятьдесят седьмая»… Человек, не поднимаясь, протянул руку, и Георгий Васильевич вынужден был преодолеть расстояние от дверей к столу с повесткой в руке. Однако сразу взял реванш: не подал повестку, а бросил ее на стол – небрежно и даже с омерзением.
Но Сидоренко не обратил внимания на демонстрацию Белоштана. Не встал, не подал руки, произнес сухо и официально:
– Я следователь республиканской прокуратуры Иван Гаврилович Сидоренко. Прошу садиться…