Мафия и власть

— Так что же мне делать? — глуповато спросил Платонов.

— Да ничего особенного, — пожал плечами Варяг, — делайте все, что они попросят. Ну, разумеется, сообщая мне об этом. Советую вам проявлять в отношении меня полную искренность. Я вас смогу защитить от кого угодно, а вот от меня вас никто не защитит.

— Так кто же эти люди, которые мне угрожали? — полюбопытствовал Платонов.

— Воры в законе, — коротко ответил Варяг.

Вспоминая этот разговор с Платоновым, Варяг ругал себя за то, что сохранил на важном посту рядом с собой столь ненадежного человека. Особенно разозлило Варяга даже не то, что Платонов поддался давлению, сколько то, что он скрыл от Варяга факт шантажа и долгое время выполнял все, что от него требовали воры. Хорошо еще, что, играя в концерне, по сути дела, чисто декоративную роль, он не знал о многих сторонах деятельности своего заместителя. В любом случае от Платонова следовало избавляться — Варяг твердо решил это сделать, пусть даже воры потребуют сохранить его па посту как своего агента. Однако сейчас самым важным было правильно провести разговор с ворами. Варяг понимал что сходняк, на который его вызвали, организован с одной целью — потребовать у него ответа.

За свою личную безопасность Варяг не опасался — даже если воры признают его виноватым, люди Чижевского не позволят даже волосу упасть с его головы. Они взяли под контроль все подходы к маленькому ресторанчику «Каприз», где намечалось провести сходняк. Кроме того, за «ауди» Варяга следовали два джипа с охраной — присутствие этих молодцов должно было удержать воров от резких движений в том случае, если бы разговор пошел по нежелательному руслу. Однако меры предосторожности, которые принял Варяг перед сходняком, отнюдь не гарантировали ему безопасности в будущем — если не удастся по-хорошему разойтись с ворами. Поэтому Варяг сейчас был молчалив и сосредоточен — он подбирал в уме аргументы, которые могли бы объяснить ворам его действия. Он понимал, что из документов, переданных Платоновым Вите Тульскому, хорошо видно, какие гигантские средства вкладываются в производство и в научные исследования. Большая часть этих средств, конечно, путем несложных махинаций могла бы попасть в общак. Но Варягу предстояло убедить воров в том, что он все правильно делает. Правда, Варяг подозревал, что на сей раз ему придется особенно трудно: в последнее время он все явственнее ощущал отчуждение со стороны воров. Варяг почти не общался с ними, поглощенный работой, и воры отвечали ему глухой неприязнью. Они инстинктивно чувствовали, что Варяг постепенно превращается в чужака, а чужак, по их мнению, мог покуситься на самое святое — на общак. Отчуждение нарастало, хотя до недавнего времени у воров не было конкретного повода для претензий. Видимо, изучение документов «Госснабвооружения» дало им такой повод.

Худшие предположения Варяга недавно подтвердил Саша Турок, всегда относившийся к Варягу с огромным почтением. Турок позвонил ему сегодня рано утром, долго мялся, а затем выпалил:

— Слушай, может, тебе вообще на сходняк не приходить?

— С какой стати? — удивился Варяг.

— Да люди очень взъелись на тебя, — объяснил Турок. — Так взъелись, что просто беда. Ты-то мало с ними общаешься, а я их настрой знаю. Всякое может случиться. Накручивают всех Закир Большой и особенно Кайзер. Они уже всех настропалили против тебя. Настроение у людей такое, что справедливости ты не добьешься, будь ты даже на сто процентов прав. Поэтому я и беспокоюсь. Может, тебе сегодня не приходить — подождать, пока народ остынет?

— А народ не остынет, Саша, — сказал с невеселой усмешкой Варяг. — Я ведь знаю, что люди говорят: Варяг зазнался, оторвался, он уже не наш… Я это говорю к тому, что со временем ничего не изменится. Люди — они как женщины: не любят, когда их бросают.

— Ну смотри, — вздохнул Турок, — мое дело предупредить. Ладно, удачи тебе! Ты всегда знал, что делаешь.

Владислав вышел из машины, уверенной походкой поднялся на крыльцо ресторана под медным кованым навесом и прошел в дверь мимо молча посторонившихся молодых людей, которые ощупали его внимательными взглядами. По крутой лесенке он спустился в зал, где приглашенные на сходняк уже рассаживались вдоль сдвинутых столов. Против обыкновения никто не подо шел к Варягу для объятия или рукопожатия — все приветствия ограничились сдержанными кивками. В зале вообще царила какая-то гнетущая атмосфера, словно перед грозой — лица у всех были хмурые и насупленные, никто не разговаривал, слышался только шум передвигаемых стульев. Когда все расселись, поднялся Закир Буттаев и внушительно, с расстановкой, чеканя слово, произнес, глядя на Варяга в упор:

— Сегодня у нас тяжелый день, люди. Все вы знаете Варяга, и вряд ли кто-нибудь из вас мог подумать, что настанет день, когда нам придется сделать ему предъяву, причем обвинить его в самом позорном для вора поступке крысятничестве…