Мафия пишет оперу

сообщил хор. Зоя в точности принялась исполнять то, о чем поведал зрителям хор. И она, словно Петрушка в кукольном театре, стала наносить удары по бедной Антошиной голове, останавливая свои удары в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от нее. Так она и долбасила, пока подпевалы на разные голоса верещали свои «Сань, динь-динь», «Бом, динь-динь» и «Папа-ясы» с «Гоп-ясами». Она, как и все остальные участники представления, не видела, как дико были вылуплены глаза завуча по воспитательной работе Маргариты Алексеевны, которая сидела в жюри, как замер, погруженный в ступор, артист больших и малых Анатолий Растаковский. Да и смотреть за этим было совсем некогда. Потому что Антоша – избиваемый клопик, вдруг поднялся с пола. Хор тем временем сообщил:

Тогда ее муж ненаглядный
Утопиться в реке захотел.

Артист Мыльченко поднялся на накрытый темным одеялом стул, патетически отставил ножку в сторону, взмахнул рукой и воскликнул:

Крикнул: «Прощайте!
Не поминайте!»

И захлебнулся в воде
Буль-буль! —

уточнил хор. Угнетаемый клопик отчаянно взмахнул ручками, спрыгнул за стул и исчез за кулисами. Грустными и пронзительными напевами:

Сань, динь-динь,
Бом, динь-динь!
Папа-ясы!
Гоп-ясы!
Ппи-пиньки!
Бби-биньки!
И захлебнулся в воде!
Да-да! —

констатировали подпевалы и хор его смерть. Оркестр грянул проигрыш, от которого у многих слезы навернулись на глаза и мурашки понеслись по спинам. И вот тут-то противная клопиха поняла, какого прекрасного клопа-муженька она потеряла. Артистка Редькина принялась рвать на себе парик, метаться в разные стороны и страшно вращать глазами.

Долго жена его выла.
Долго рыдала она —

бесстрастно пропел хор. А Зоя голосом, полным страдания и тоски, запела:

Ах, кто теперь будет
Носить мне зарплату,
Чтоб я выпивала вина!

Тут уж никакие подпевалы перебивать ее не решались. И артистка трагической оперетты пела дальше:

Ведь я пропаду, муженек мой!
Ведь я не могу ничего!

С этими словами страдающая клопиха подбежала к стулу, с которого только что бросился в пучину ее замученный муженек.

И камень на шею
Она привязала,
Не проклиная его… —

сообщил хор. Злая клопиха сделала шаг – и тоже исчезла в пучине. Смолк оркестр.

Сань, динь-динь.
Бом, динь-динь.
Пап-ясы.
Гоп-ясы!
Ппи-пиньки.
Бби-биньки…

Все тише и тише доносилось со сцены. И последние строчки:

Не проклиная его…
Вот так! —

хор пропел едва слышно, практически шепотом. Казалось, все стихло. Но это был обман. Тихонечко, но все сильнее и сильнее набирая обороты, подпевалы зарядили: «Пу-говка, пу-говка, пу-говка, пу-говка…», затем и: «Бум, пыщь-пыщь, бум, пыщь-пыщь…»

Раздалась уже знакомая песенка про микроба, за которым гоняется циклоп, ее сменили «По стенкам бегают клопы» – и снова вылетел на сцену дружный кордебалет. Он с гулким топотом под странное пение помотался по сцене, помельтешил панталонами. Но вот раздались звуки оркестра, и кордебалет закончил спектакль жизнеутверждающим канканом. Под музыку вальса.

…Смолк последний аккорд, стих барабан, в последний раз дзинькнул треугольничек. И Костя Шибай принялся быстро накручивать ручку. Тяжелый занавес заколыхался, нехотя поехал по металлическому тросу и, наконец, сомкнулся…

Очумевшие после такого странного зрелища зрители вскочили со своих мест и принялись громко хлопать, свистеть и кричать. Костик с недоумением посмотрел на Арину – мол, что делать? Показывать еще раз артистов или сейчас их тухлыми яйцами закидают?

– Крути! – крикнула Арина.

И занавес вновь открылся. На сцену прилетели букет, распавшийся в полете на отдельные цветочки, и набитый чем-то носок.

Восьмой «В» выстроился в линию и принялся кланяться. Главные герои, которым остальные артисты дали еще раз блеснуть и расступились, взялись за руки, вышли на середину и снова поклонились. Зоя с трудом придерживала парик, а Антоша глубоко вздыхал и размазывал по лицу красную помаду.

В зале вспыхивали яркие огни фотоаппаратов.

– Нас фотографируют, Редькина! – в восторге шептал Антон. – Это успех! Понимаешь, это успех, Зоя!

– Да, да, успех! – бормотала Зоя в ответ.

Глава ХV Шансы падают на ровном месте

Занавес закрылся, а восьмой «В», отыгравший свое бессмертное произведение без единой помарки и ошибки, можно сказать, без сучка и задоринки, продолжал в оцепенении стоять на сцене. Никто не мог понять – плохо все прошло, хорошо, что про них подумали зрители и жюри…

А там, за занавесом на авансцене, уже раздавалась бодрая речь завуча Валентины Петровны: