Мафия

— У вас было достаточно времени разобраться. А держать под стражей человека, чья вина не доказана!.. Я считаю, с такой практикой надо решительно кончать. Длительное содержание под арестом тысяч и тысяч подследственных стало уже притчей во языцах! Сколько об этом говорилось с трибуны Съезда народных депутатов! >Вы что, хотите опять попасть на страницы газет? Или чтобы нас потянули в Комитет партийного контроля?

Чикуров хотел что-то возразить, но, вздохнув, лишь махнул рукой.

— У меня вопрос к Измайлову, — неожиданно сказал сидящий по правую руку от Шаламова другой заместитель прокурора республики Кандауров. — Захар Петрович, вы действительно пытались давить на корреспондента?

Настала моя очередь отдуваться.

— На него надавишь! — ответил я.

— Но Мелковский уверяет, что давили, — продолжал Кандауров, — навязывали свою точку зрения, учили, о чем и как писать.

— Не навязывал и не учил, — ответил я спокойно. — Просто сказал, что если уж писать о деле Киреева, то в связи с темой лжесвидетельства… Вы все отлично знаете, — апеллировал я к присутствующим, — это сейчас повальное бедствие. Одних свидетелей подкупают, другим угрожают. Вот они и врут почем зря, и это сходит им с рук безнаказанно. А дела разваливаются, преступники уходят от наказания. Ведь такая именно картина и в нашем деле. Вначале признавались, а потом вдруг стали менять показания на сто восемьдесят градусов…

— Нехороший признак, Захар Петрович, — вздохнул Богомолов, один из старейших членов коллегии. — Кое о чем говорит, — многозначительно посмотрел на меня и неожиданно спросил: — О Шейнине Льве Романовиче, конечно, слышали?

— Разумеется, — ответил я, не зная, куда он клонит. — Прямо скажу, зачитывался его рассказами…

— А я, батенька, с ним работал, — продолжал ветеран прокуратуры. — Лев Романович, как известно, был начальником следственного отдела Прокуратуры Союза, но и его арестовали в пятьдесят втором, если мне не изменяет память. Обвинение стандартное: шпион американской, английской и бог знает еще каких разведок… Поначалу он, естественно, отверг нелепое обвинение. А после допросов в застенках КГБ признался. Более того, стали спрашивать о сослуживцах: мол, Иванов тоже шпион? Да, подтвердил Шейнин. А Петров? Тоже. А Сидоров? И он шпион… Так-то, Захар Петрович…

— Разве можно сравнивать? — пожал я плечами. — Нынче совсем другое время.

— Можно и нужно, — назидательно произнес Шаламов.

— Чтобы те беззакония не повторились. Вы, между прочим, не хуже моего знаете, как у нас еще кое-где добываются нужные признания. — Он снова обратился к Зубкову: — Ваше мнение, Юрий Дмитриевич?

Тот деловито отыскал среди бумаг перед собой какой-то документ и протянул председательствующему.

— Я подготовил постановление о прекращении дела в отношении Киреева и освобождении его из-под стражи.

Я не поверил своим ушам. Глянул на Чикурова. Тот опустил глаза, на его скулах играли желваки.

— Ну что ж, — взял постановление Шаламов, — готов прямо сейчас подтвердить. А в отношении работника южноморского ОБХСС? Старшего оперуполномоченного?

— Ларионова? — подсказал помощник прокурора республики. Шаламов кивнул. — У него один эпизод, с дубленкой. Ларионов действительно взял ее себе, и это доказано.

— Значит, можно направлять дело в суд? — спросил председательствующий.

— Да, — ответил Зубков. — Я подготовил соответствующее указание.

Я снова посмотрел на Чикурова. Он лишь чуть качнул головой, с трудом подавив вздох.

— Итак, с этим делом ясно, — заключил Шаламов.

— Не совсем, — раздался негромкий голос Шеремета, который потонул в гуле, поднявшемся в зале.

— Чего мусолить! — заявил кто-то.

Его поддержали другие члены коллегии. Председательствующий подождал, пока утихнет шум, и сказал:

— Есть предложение: с учетом тяжести совершенного, за грубое нарушение социалистической законности, а также принимая во внимание мнение местных инстанций, просить Генерального прокурора СССР освободить Измайлова Захара Петровича от занимаемой должности и отчислить из органов прокуратуры.

Это прозвучало для меня громом среди ясного неба. Мне показалось, что для многих присутствующих — тоже. Игорь Андреевич незаметно крепко сжал мне руку. Я понял: это был жест поддержки.

— В отношении товарища Чикурова, — после короткой паузы ровным голосом продолжал Шаламов. — Его тоже следовало бы уволить. Но, учитывая безупречную прежнюю службу и мнение коллектива следственной части, где он проработал много лет и был членом партбюро, можно ограничиться понижением в должности. — Председательствующий несколько смягчил свой тон. — Да и ребеночек у него маленький… Направим на работу в один из районов. Пока партийная организация не рассмотрит его персональное дело. Я имею в виду… — он помахал в воздухе фотографиями. — И последнее — Шмелев. Он, слава богу, ушел на пенсию. Видимо, почувствовал… — Шаламов вздохнул. — Пусть отдыхает… Как, товарищи?

— Чего уж теперь трепать старика, — заметил кто-то.