Мафиози из гарема

— Нужно вызвать кассира, — пояснил реставратор, нажимая на кнопку.

В турникете отворилось окошечко, и электронный голос произнес:

— Цель визита?

— Наслаждение искусством.

— Возраст, образование, профессиональные склонности?

Посетители терпеливо ответили на вопросы, и в руки им вывалилась пачка банкнот.

— Добро пожаловать! — произнес электрокассир, и турникет озарился приветливым зеленоватым свечением.

— Вперед, — скомандовал реставратор, сжимая в руке автошпаргалку с планом музея. — Мы знаем номер зала, где хранится книга. Нужно пробежать как можно больше, пока за нас не взялась программа экскурсионного обслуживания.

Однако преодолеть галереи в резвом марш-броске им не удалось: путь преградила выдвижная панель с диктофоном, экраном и множеством кнопок непонятного предназначения, и знакомый голос произнес:

— Будьте любезны поделиться своим мнением по поводу представленной в Греческом зале…

— Хватит издеваться! — не выдержал реставратор. — Я прихожу сюда уже который год и каждый раз должен отвечать на эти бесконечные вопросы. А ну, с дороги, глупая железяка, не то я расколочу тебя на запчасти!

Панель покраснела — видимо, от негодования — и оглушительно взвыла в аварийном режиме. Заработали невидимые глазу шестеренки. Проход освободился, и ошарашенные произведенным эффектом посетители увидели спешащего к ним человека с разметавшимися по плечам прядями седых волос.

— Это директор музея, — простонал заведующий реставрационной мастерской. — Умоляю, только не проговоритесь о книге, не то мы проторчим здесь до самого утра.

Директор подбежал к нарушителям спокойствия и остановился, прожигая их огненным взором. Вдруг на лице его отразилось удивление, а затем и искренняя радость:

— Акакий Сигизмундович?

— Добрый день, Феропонт Никодимович. Позвольте представить вам моего друга: Иван Иванович Птенчиков. Вы, вероятно, о нем наслышаны…

— Как же, как же: человек, возродивший интерес к «Камасутре», — просиял среброволосый директор музея и понимающе подмигнул мэтру. Иван покраснел гуще, чем адъютант начальника полиции, и почувствовал неодолимое желание провалиться сквозь землю. К сожалению, такой возможности ему не предоставили: директор уже подцепил своих гостей под белы рученьки и с силой тайфуна повлек в недра своего «лабиринта». Заведующий мастерской лишь скрипел зубами, неприметно поглядывая в план музея.

На одном из перекрестков движение неожиданно застопорилось. Не умолкающий ни на минуту директор настойчиво пытался развернуть всю компанию направо, но реставратор, повинующийся голосу инстинкта и указаниям шпаргалки, упорно тянул налево. Страсти накалялись, взгляды суровели, лбы противоборствующих покрылись испариной. Не выдержав гнетущего напряжения, Иван принял единственно возможное решение и, неожиданно для всех, рванул прямо в распахнутые двери зала Альтернативной живописи.

Учитель литературы морально подготовился увидеть нечто шокирующе-невразумительное, однако выставленная экспозиция его приятно удивила. На стенах скромно и с достоинством висели выполненные в реалистической манере сюжетные полотна. Почувствовав за спиной недовольное сопение реставратора, Иван поспешил придать своему лицу восторженное выражение и пошел вперед.

Что-то в этой «альтернативной живописи» настораживало, вызывало подсознательный дискомфорт. «Иван Грозный в ожидании рождения своего сына», — прочел Птенчиков название ближайшего шедевра. «И снова пятерка», «Застройка Помпеи элитными коттеджами»…

— Вам нравится? — с неожиданной робостью обратился к Ивану директор музея.

Реставратор ткнул мэтра в бок и зашептал:

— Это он сам рисовал…

— О… очень неожиданная трактовка идеи альтернативы в искусстве, — промямлил Иван.

— Каждый из нас должен стараться сделать мир чуточку лучше. Хотя бы в области, подвластной его дарованию. Меня часто приводит в недоумение выбор сюжетов творцами: к чему этот пессимизм, черные краски, надломленные линии? Я выбираю путь жизнеутверждения! Кстати, вам никогда не приходила в голову мысль переписать «Анну Каренину»? С вашим знанием «Камасутры»… — Седой борец за победу оптимизма мечтательно закатил глаза.

Реставратор наступил на ногу задохнувшемуся от возмущения Птенчикову:

— Не возражайте, это бесполезно.

Учитель медленно сдулся.

— Да, в ваших рассуждениях есть рациональное зерно… — Он невольно взглянул на лучащегося добродушием Грозного. — Только Иоанн Васильевич никогда не был таким курносым.

— Откуда нам знать, как выглядел Грозный. Это все, батенька, ИСТОРИИ.

«Я пил с ним в подвале мальвазию из литых подсвечников!» — чуть не брякнул Иван, но вовремя воздержался от сенсационных сообщений.

Меж тем реставратор решил воспользоваться тем, что увлеченный разговором директор ослабил бдительность, и выскользнул из зала. К тому моменту, как его хватились, он успел проникнуть в галерею искусства Востока и склонился над интересующей Птенчикова книгой.

— Трогать экспонаты руками категорически воспрещается! — негодующе вскричал директор музея, обнаружив наконец своевольного гостя.