Мафусаиловы хляби

- Тут нечего стыдиться, - Водитель глянул на нее в зеркальце заднего вида, - Я только это и хотел сказать. Сочувствую вашему горю. Красивая девочка получилась бы… Вот и Игоряша наш. Длинноногий, статный, высокий. Красавец! А голову – хоть отрежь и выбрось. Издержки цивилизации. Животные ведь тоже кой-каким разумом обладают, но ни одного я не видел с олигофренией. Это только у так называемого венца творения сбой на сбое.

- У нее нет олигофрении, - голос Дарьи дрожал от возмущения и стыда, - Была серьезная психологическая травма.

Водитель недоверчиво скосился на нее и до конца поездки не проронил больше ни слова.

Как могла быстро Дарья протащила Машку сначала до лифта, а потом от лифта до квартиры. Никто из соседей ей не попался, и за это она вознесла небесам небольшую молитвенную импровизацию, а дома, переодев Машку в пижаму, усадила ее на кухне и поставила перед ней тарелку гречневой каши с молоком.

Сунув ей в руку ложку, она отошла к подоконнику и принялась наблюдать. Машка старательно черпала кашу, правда выпуклой стороной ложки, и с удовольствием ее облизывала, хитренько поглядывая на мать. Дарье даже пришло в голову, что Машка притворяется. Вот-вот захохочет и скажет: «Разыграли дурака на четыре кулака!». Повинуясь призрачной надежде, она облизнула губы и как могла спокойно и внушительно произнесла:

- Ну, все, хватит. Признайся, что ты все это затеяла, чтобы вернуться домой. Я не буду ругаться. Мы даже обсуждать это не будем. Никогда. Я обещаю. Вместо этого пойдем и купим тебе новое платье. Согласна?

Машка кивнула.

- Тогда прекрати кривляться… Сейчас же!

В ответ Машка радостно ударила кулаком по ребру тарелки, отчего та кувыркнулась и разбилась, заляпав пол и стены. Дарья подскочила, отвесила дочери подзатыльник и проволокла за шиворот до детской. Впихнув ее в комнату, она тут же захлопнула дверь и повернула ключ на два оборота.

Глава 8

Противный, какой-то нечеловеческий, рёв продолжался до глубокого вечера. Дарья сидела на своей застеленной новым бельем кровати, сжимала ладонями виски́ и раскачивалась, молясь, чтобы девочка поскорее уснула, впала в кататонию или что еще там у нее по расписанию. Когда же все внезапно стихло, стало еще хуже. Она почувствовала свой моральный долг пойти и проверить ребенка. Может, Машка воткнула себе карандаш в глаз, или подавилась языком, или упала и свернула себе шею… А может, и того хуже… Страшнее было бы открыть дверь и увидеть, что та цела и невредима и, например, размазывает свое дерьмо по стенам (а так уже было пару раз) или – еще хлеще – ест его (что тоже однажды имело место быть)…

Нет, ей просто необходим отдых, иначе она тоже загремит в дурдом. Дарья забралась под одеяло и, вздрагивая от малейшего шороха, через некоторое время забылась тревожным сном.

Проснулась она глубокой ночью. За стеной слышалось … шуршание и бормотание. Шуршание она определила сразу – Машка явно отдирала обои с феечками. Она на цыпочках подошла к стене и приложила к ней ухо. Слышно стало чуть лучше, но от этого не более разборчиво. Что-то вроде деловитого «…а-пыр-дыр, пыр-дыр-а, дыр-а-пыр…».

По крайней мере, стало ясно, что с девочкой все в порядке. Насколько это возможно… Она уже собралась лечь обратно, как вдруг за стеной раздалось визжащее «а-жижа! А! Жи-жа! А-ЖИЖАААА!!!».

Дарья вскрикнула, отшатнулась и метнулась в кровать, спрятавшись, как в детстве, под одело. В голове беспорядочно заметалось: «Не может этого быть! Или может?...».

Она никому не рассказывала о том, что чувствовала и слышала во время странного «путешествия» с мальчишкой-шаманом. Так где она могла?... Если только…

За стеной, тем временем, послышалась глухие удары. Если соседи услышат… Удивляясь собственной храбрости, она вышла в коридор и, не давая себе времени на раздумья, открыла дверь в детскую.

Машка стояла совершенно голая посреди комнаты и, согнувшись пополам, копалась у себя в гениталиях. Услышав посторонний звук, она разогнулась и уставилась на Дарью с выражением неверия и ненависти.

- Куда ты его дела, паскуда?! Это из-за Катьки? Кастрировать меня решила, тварь?!

Лоб ее кровоточил, рыжие волосы стояли дыбом, как у старой куклы Барби, а глаза лезли из орбит. Девочка рванула к остолбеневшей Дарье, но на полпути вдруг замедлилась и, по-лягушачьи приподняв руки, застыла, разом опустев, как это уже бывало.

С колотящимся сердцем Дарья отвела глаза от дочери и оглядела комнатку. Обои полосами свисали со стен, на которых тут и там виднелись круглые кровавые отпечатки. Эксперимент с домашним уютом явно провалился. Дарья поспешно заперла комнату и схватилась за телефон, чтобы немедленно вызвать скорую и отправить ребенка обратно – в диспансер. Но потом ей вспомнились бессмысленное и жуткое «А-жи-жа!», и внутрь стало настойчиво стучаться осознание леденящей иррациональности.