Притоптывает ногой по паркету и требует поскорее одеть сапог обратно Хранителя ларца.
Ну, больше мне ничего сказать или попросить не дает охрана. Подхватывает меня и буквально выносит из кабинета, вскоре передавая моим церберам.
Снова быстрое возвращение на квартиру, где я провожу вечер в кровати, давая передохнуть Динэре.
Не выхожу никоим разом из образа смертельно уставшего спасителя социалистического отечества.
Поднадоело мне уже, честно говоря, смотреть в рот Вождю и только лечить его от запущенных болезней. Не так я себе представлял появление в Кремле. Постоянно показывает мне товарищ Сталин, что мой номер — шестой и знания мои не особенно его интересуют.
С личной жизнью все прекрасно, однако, то дело, из-за которого я здесь оказался, только начавшее было двигаться при первых двух встречах, снова намертво встало на месте.
Тут как раз я вспомнил, что завтра финал чемпионата мира по футболу, в котором встречаются, как я и предсказал, сборные Италии и Венгрии.
Ладно, может, что хоть итог матча как-то побудит кремлевского старца к какому-то более активному интересу в мою сторону.
Глава 25
Естественно, что результат матча ни к чему не побудил Вождя.
Меня в Кремль не позвали и заседание Генштаба не назначили, как мне хотелось бы.
Когда меня снова привезли через три дня в Кремль, и я прошел все процедуры по доступу к телу, Вождь ни словом о моем правильном предсказании не обмолвился.
Только подставил мне нетерпеливо уже правую ступню, мол, давай лечи и болтай поменьше.
Ну, я снова слил в нее настолько мало маны, сколько смог, наверно с пол процента. Более точно я определить ее расход не могу.
Впрочем, какое-то благотворное воздействие на больные суставы я все равно оказываю.
Может и не большое, однако, самим носителем тела замечаемое, поэтому я получаю в награду благодарный взгляд.
И наказ снова активно набираться энергии.
— Товарищ Сталин. Как бы мне получить все листы с информацией для работы? — успеваю спросить я первым делом, пока у меня забирают.
Намекаю, что мне еще есть много чего ему рассказать. Вождь понимает мой намек и настроение у него за те полминуты, которые я нахожусь после своего вопроса в кабинете, заметно портиться.
Лицо становится недовольным, усы грозно топорщатся.
Ну, или он это специально очень заметно демонстрирует мне и еще своей охране. Сотрудники в этот раз уже значительно более резко меня забирают и жестче сопровождают на выход. Тоже показывают наглядно, что я перешел незримую черту.
Охренеть, насколько чувствительна охрана Вождя к его настроению и выражению лица. Выдрессированы на совесть, похоже, что у товарища Сталина к этому делу настоящий талант. К изощренной дрессировке окружающих его людей.
Или что-то другое имеется.
Не зря ходят слухи про диагноз, который поставил тогда уже Вождю народа профессор Бехтерев в двадцать седьмом году.
Когда будто бы имел явную неосторожность диагностировать у товарища Сталина агрессивную форму шизофрении — тяжелую паранойю.
Понятно, что с таким диагнозом управлять страной явно не рекомендуется.
Да и работать по пятнадцать часов в день точно не выйдет.
Ну, диагноз, честно говоря, слишком уж конкретно негативный, даже заведомо с перебором, поэтому похож на обычные соросятские сплетни тех лет от буржуазной прессы.
Будто бы Сталин обратился к врачу в связи с бессонницей, и очевидно, это оказался совсем не тот диагноз, который он ожидал услышать.
На самом деле я сомневаюсь, что врач огласил бы такой диагноз сам по себе.
А если и огласил наедине с пациентом, никто этого точно не слышал. Тем более, по врачебной этике права разглашать такое знание профессор точно не имел.
И есть мнение, что за это Бехтерев и поплатился жизнью — он умер через три дня после разговора. По официальной версии — от отравления консервами, что вызывает большие сомнения.
Ну, а неофициальных версий имеется великое множество, однако, все они тоже жестко бездоказательные.
Поэтому я не могу признать, что человек, которого я лечу — явно какой-то сумасшедший.
На такое определение его поведение совсем не похоже, но, какая-то сильно повышенная недоверчивость и отрицание чужого мнения у товарища Сталина имеются. Понимая, как он пришел к полной и безоговорочной победе в борьбе с явно превосходящими его по авторитету и заслугам лидерами победившей партии и страны, в этом нет ничего удивительного.
Все-таки, гражданскую войну выиграл именно товарищ Троцкий, а не Сталин.
Поэтому и приходится мне уже полтора месяца заниматься не тем, из-за чего я здесь оказался. Пока я просто выживаю, хотя, мою жизнь нельзя сравнить с каким-то жестким выживанием.
Однако, я чувствую внутри себя, что все может очень быстро перемениться, если я продолжу настаивать на том, чтобы меня выслушали.
И вот получил мгновенный и четкий сигнал, что точно может измениться в куда худшую сторону. Меня эта возможность попасть в немилость не пугает от слова совсем, только, нужно же и дело делать. Время что-то поменять в трагическом будущем неумолимо уходит, а я топчусь на том же самом месте.