Маг

Перед моими глазами плавали яркие разноцветные круги самого разного размера. Когда они начинали тускнеть, прямо у меня перед носом вспыхивали огненные шары фейерверка и тут же превращались в новые яркие разноцветные круги. Поэтому я не увидел, а, скорее, догадался, что мое бренное тело снова материализовалось в сокровищнице Многоликого и восседает на том самом кресле, вместе с которым так недавно исчезло… Или давно? Честно говоря, я совершенно не представлял себе, сколько времени прошло с того момента, как Многоликий запалил свою спиртовочку и оставил меня один на один с чудной галькой.

Кроме чудесных цветных пятен перед глазами, я ощущал тяжесть в желудке, сопровождавшуюся резкими позывами к рвоте. Руки и ноги были словно из ваты, или, скорее, из поролона, уж слишком легко они гнулись в разные стороны. Я понимал, что встать с кресла самостоятельно мне вряд ли удастся, не случайно Многоликий, покидая просмотровый зал, пообещал, что после сеанса меня отнесут в мои апартаменты. Однако какое-то, явно не мое, чувство подсказывало мне, что необходимо встать и выйти самому.

Я попытался встать и наткнулся на яростное сопротивление собственного организма, а главное – той пищи, которую поместил в себя за завтраком. Посему мне пришлось крепко зажмурить глаза, одной рукой ухватиться за кресло, а рванувшиеся наружу харчи я попытался поймать второй ладошкой, при этом вновь погружаясь в бессознательное состояние.

Вторично меня привела в себя мысль о том, что теперь я точно знаю, почему Многоликий так поспешно смылся из сокровищницы. «Убирать, гад, за собой не хотел…» Я приоткрыл глаза и обнаружил, что те веселенькие шарики, которые развлекали меня недавно, значительно потускнели и не отвлекают больше мое ослабевшее зрение от созерцания окружающей обстановки. И фейерверк, подпитывавший мое сознание этими многоцветными картинами, полностью себя исчерпал. Более того, я обнаружил, что стою рядом с элегантным столиком, на котором располагалась чудесная спиртовка, и разглядываю зажатую в кулак серую гальку. Она полностью потеряла свой прежний слюдяной отблеск и теперь совершенно не отличалась от обычного речного камешка.

Тут мое внимание привлекла моя рука, которая неожиданно оказалась совершенно чистой, хотя я прекрасно помнил, что именно поймал ею во время своей последней попытки подняться с кресла. Опасаясь нового приступа рвоты, я крайне осторожно и медленно начал поворачивать голову, оглядывая окрестности.

Мой несчастный организм, покачиваясь на собственных ногах, располагался на значительном расстоянии от покинутого уютного кресла. Несмотря на запомнившиеся мне яркие ощущения, и пол, и окружающие предметы сохраняли свою чистоту и не были осквернены остатками пищи, как это должно было бы быть. «Значит, – решил я про себя, – мне все-таки удалось поймать содержимое своего желудка… Только куда же я все это дел?»

Тут до меня дошло, что все это совсем не главное. А главное, что я держусь на ногах и могу рассчитывать самостоятельно добраться до выхода. И я, оттолкнувшись от загремевшего стола, двинулся в нужном направлении. Мой путь до входной двери можно, наверное, описать отдельным романом. Когда я это сделаю, Кафка будет рыдать от зависти. Оказавшись возле двери, я услышал, что кто-то пытается ее открыть с той стороны. Ухватившись за притолоку, я немного подождал. Дверь действительно медленно отворилась, а из-за нее послышалось:

– Теперь наверняка все закончилось. Можно его забирать.

– Да… – подтвердил я, – теперь меня отсюда можно забирать.

В дверном проеме появилась обалдевшая физиономия охранника и, пожевав толстыми губами, сипло произнесла:

– Клянусь Многоликим, он сам сюда дотопал!

– Да… – опять-таки согласился я, – я сам сюда дотопал. Теперь бы мне до кровати добраться.

Но в сокровищнице уже появился шестиликий Галл в сопровождении двух гвардейцев с носилками, а за ними вкатился и Опин. Меня быстренько расположили на носилках и потащили по переходам замка. Опин вышагивал рядом, держа меня за руку и выговаривая за то, что я, не дождавшись его, побежал к дверям. Он так и говорил – «побежал». Видел бы он мой «забег».

В общем, я довольно скоро оказался в своем спортзале и в своей постельке. Здесь я с сознанием выполненного долга и отключился.

Пробудился я ближе к вечеру. Рядом с моей постелью, прямо на полу расположилась моя команда. Первое, что я услышал, вынырнув из объятий Морфея, был голос Зопина, громко и обиженно шептавший:

– Надо было Белоголового к обеду разбудить. Это ж разве можно здорового человека без обеда оставлять. Он так совсем обессилеет и не сможет проснуться…

– Ну, сил, чтобы проснуться, мне хватило, – буркнул я, открывая глаза. – Хотя должен с тобой согласиться, что хватило их едва-едва.

В тот же момент на кровати рядом со мной оказались Ванька и Данила, Опин подкатил небольшой столик, уставленный закусками, напитками, закрытыми кастрюльками и судками, а Зопин заорал во всю свою луженую глотку:

– Навт, вели передать Многоликому, что Белоголовый проснулся!

Затем, повернувшись ко мне, он уже тише пояснил: