— Зря ты Крима ударил, хозяин наших земель такого тебе не простит! Он один из его лучших воинов! — напоминает мне кузнец Ахельм про парня, над которым хлопочут девчушка и две женщины.
— Запомни, Ахельм. Мне не важно, кто чего мне простит или не простит! Я сам могу решать свою судьбу, а жизни тех, кто со мной рядом и зависит от меня — в безопасности. А то, что лучший — это хорошо.
Вижу недоверие в его глазах и добавляю:
— И с Кримом я все решу, сейчас он будет вылечен моей силой! Божественной силой!
— Что у тебя за сила? Не дьявольская ли она? — сомневается кузнец.
Ага, понятие про дьявола здесь тоже имеется, что мне удобно.
— Сила у меня божественная, если я трачу ее на добрые дела. Сейчас на рану Крима она пойдет, потом еще что-то хорошее сделает для людей. Ты же не будешь спорить, что облегчить страдания раненого воина — дело богоугодное?
Немного двояко по смыслу получилась фраза. Облегчить страдания можно — если прикончить раненого. Поэтому сомнения снова появились на простом лице кузнеца Ахельма.
Я снова повторяю ритуальный жест, даже три раза подряд и подхожу к лежащему без сознания воину.
— Отойдите, — обращаюсь ко всем трем помощницам, однако, девчушка закрывает раненого своим телом.
— Ахельм, поговори с ней, пока я буду занят Кримом, — обращаюсь я к кузнецу.
Дюжий мужик как-то мнется, кажется, не знает, что ему делать в такой ситуации.
— Ахельм, неужели ты позволишь чужаку добить Крима! — вдруг пищит не слышавшая наших с кузнецом разговоров девчушка и этим подталкивает уже почти смирившегося с моим доминированием кузнеца к активным действиям.
Он на что-то решается, даже замахивается на меня копьем и бьет меня в ногу, то есть, имитирует удар на самом деле.
Просто пугает меня, чтобы я ушел от раненого и не создавал трудную для него морально ситуацию. Раз девчонка настроена непримиримо и не собирается допускать меня до тела раненого
Я сразу отскакиваю и скидываю свои вещи на землю, потом наклоняюсь вперед, реагируя на второй, уже более-менее серьезный удар. Перехватываю древко на лету, дергаю на себя и потом обратно, отвешиваю мужику пяткой копья жесткий удар в грудь, так что кузнец улетает в кусты.
Как ни цеплялся за древко двумя руками, противостоять моей силе не смог, да и не ожидал такого маневра кузнец.
Девчушка оторопело смотрит на внезапно исчезнувшего защитника, потом выхватывает короткий нож откуда-то из-под своей домотканной юбки и скачет передо мной, размахивая им. Прямо, как смешная козочка из мультика.
Копье осталось у меня в руке, однако, воевать с ней мне не приходится. Кузнец, держась за грудь быстро вылезает из кустов, спешит к ней и перехватывает девчушке руку с ножом. Явно, что торопится спасти ее жизнь, пока я не приложился к дурехе. Он уже все понял про свою и мою силу, осознал, что не может противостоять мне.
Ну, он хоть и здоровый мужик, полный силы, против настоящих воинов все равно беспомощен, хорошо, что он это понимает.
— Успокойся, дура! — рявкает он на нее, на что я одобрительно киваю головой.
Понятно, что опасения за жизнь раненого воина, которого я сам выбил из сознания и привели всех его доблестных защитников в то самое положение, что пришлось получить звездюлей последнему серьезному мужику в лагере.
Однако, усугублять ситуацию он не стал, сразу поняв, что не тянет против меня никак. Если пропущенная тычка снесла даже его с ног и привела в чувство, что уж тут ждать от молодой девчушки?
— Успокоился? Придержи ее, пока я вашего последнего защитника лечить буду, — говорю я и подношу руку к карману, где у меня лежат оба камня.
Все вокруг замирают, не зная, что от меня ожидать. В одной руке у меня копье, в другой пока нет ничего, поэтому все ждут, что я достану из внутреннего кармана, то есть, из-за пазухи.
Хорошо еще, что моя одежда немного похожа фактурой на местные вещи и цветом, и формой. Шуршащая синтетика точно еще сильнее возбудила бы местных жителей на сопротивление новому теперь уже хозяину стоянки.
Кричали бы про демона в человеческом обличье и крестились по-местному не переставая.
— Так, нужны настоящие чудеса. Видно, что одного удара маной по раненому недостаточно.
Я подхожу к Криму, достаю камень для наружных ран, вспоминая, что давно уже его не использовал. Прижимаю руку к окровавленной повязке, через которую быстро проступают новые обильные пятна крови. Да, зря парень полез на рожон, точно умрет без моей помощи после моего же удара. Первым делом нужно рану затянуть и кровь остановить, пока он не истек до смерти.
Пускаю два процента маны и меняю камень на другой, уже для внутренних повреждений. Еще один процент и все, хватит ему пока. Тут еще куча раненых, которых мне желательно поставить в строй.
— Все, будет жить. Рана его затянулась, — я отхожу в сторону и даю собравшемуся народу в количестве уже шести крестьянок снять повязку с его тела.
Потом подхожу сам, услышав удивленные голоса, что рана и правда сомкнула края. Девчушка хлопочет впереди всех, нож у нее кузнец отобрал, теперь сам пропихивается вперед, чтобы удостовериться в только что случившемся чуде.