Дети снова кричали, Пауло снова отвечал им отказом, и так продолжалось, пока занавес не поднимался перед следующим актом. Через полтора месяца после премьеры спектакль «Пиноккио» перевели в театр «Кариока», помещавшийся в первом этаже жилого дома в районе Фламенго — совсем рядом с кинотеатром «Пайсанду». Однажды на репетиции Пауло заметил в последнем ряду хорошенькую девушку — голубоглазую, с длинными волосами, рассыпанными по плечам. Девушка пристально смотрела на него. Это была Фабиола Фракаролли, жившая на восьмом этаже: она увидела открытую дверь и вошла, чтобы посмотреть, что там делается. На следующий день Фабиола пришла снова, а на третий Пауло решил заговорить с ней. Девушке было шестнадцать лет, ее отец умер, она жила в маленькой съемной квартире с матерью-портнихой и бабушкой, пребывавшей в маразме и не расстававшейся с сумкой, набитой старыми бумагами, — всем ее «состоянием». До пятнадцати лет Фабиола страдала от физического уродства — у нее, как у Сирано де Бержерака, был огромный безобразный нос. Узнав, что единственный парень, которого ей удалось заинтересовать, ухаживает за ней за деньги по просьбе ее кузины, сжалившейся над несчастной, Фабиола пришла в отчаяние. Она влезла на подоконник, свесилась из окна и заявила матери:
— Или вы дадите мне деньги на операцию, или я брошусь вниз!
Через несколько недель, оправившись после пластической операции и обзаведясь изящным носиком, она прежде всего порвала с возлюбленным, который с трудом узнал в теперешней красотке прежнюю носатую уродину. И эта новая Фабиола влюбилась в Пауло до полного самозабвения. В ту пору он ничем не ограничивал себя в отношениях с женщинами — продолжал флиртовать с Ренатой, простил Марсию и снова сделал ее своей возлюбленной — и ничто не помешало ему завести серьезный роман с Фабиолой. Мать девушки жалела худенького юного астматика и считала его членом семьи. Пауло стал почти каждый день обедать и ужинать у Фабиолы, что очень облегчало жизнь исполнителя роли Картошечки.
Но доне Бет этого показалось мало — она переставила свою кровать в комнату больной матери, и Пауло в свое распоряжение получил студию и кабинет. Чтобы придать комнатушке деловой вид, он оклеил ее стены, пол и потолок газетными листами. А когда матери не было дома, студия превращалась в спальню, где Фабиола познала первые радости секса. Но Пауло никак не мог понять, что могла найти в таком заморыше, каким он себя считал, хорошенькая девушка, на которую оборачивались мужчины на улице. И в один прекрасный день, измученный сомнениями, он предъявил возлюбленной ультиматум:
— Я не могу поверить, что такая красивая, такая обаятельная, такая нарядная девушка, как ты, может испытывать ко мне серьезные чувства. Докажи, что ты действительно меня любишь.
Фабиола ответила: «Проси что хочешь», — так твердо, что Пауло осмелел и промолвил:
— Тогда позволь мне загасить эту сигарету о твое бедро. И не плачь.
Девушка приподняла подол длинной индейской юбки, обнажив ногу, словно в ожидании укола, улыбнулась Пауло и зажмурилась. Он глубоко затянулся сигаретой «Континентал» без фильтра и впечатал горящий кончик в гладкую загорелую кожу. Фабиола услышала шипенье и ощутила жуткую боль и неприятный запах горелого мяса — шрам остался у нее на всю жизнь, — но не издала ни звука, даже не заплакала. Пауло промолчал, но про себя решил: она меня любит. Но несмотря на такие доказательства, он по-прежнему не знал, как быть. С одной стороны, ему было приятно тешить тщеславие, появляясь в обществе такой очаровательной девушки, а с другой — поразительное невежество Фабиолы частенько заставляло его сгорать со стыда. Например, однажды она заявила при всех, что Мао Цзэдун — «французский модельер, создавший тужурочку Мао», и Пауло захотелось провалиться сквозь землю. Вместе с нею, разумеется. Но Фабиола была на редкость удобной возлюбленной — ничего не требовала и была так красива, что вполне заслуживала снисхождения.
Однажды Пауло пригласил ее к себе домой, и девушка испугалась. Судя по его потрепанной одежде и вечному безденежью (она часто делилась с ним карманными деньгами на автобус и сигаретами), Фабиола считала Пауло чуть ли не нищим. И поэтому очень удивилась, когда в дверях дома ее встретил дворецкий в белых перчатках и ливрее с золотыми пуговицами. Она было решила, что Пауло — сын кого-нибудь из здешней прислуги, но нет: его отцом оказался сам хозяин дома, «огромного розового особняка с роялем и большим садом», как впоследствии, вспоминая тот день, скажет Фабиола.
— Вы только себе представьте, в гостиную вела мраморная лестница, прямо как в фильме «Унесенные ветром»…