— Прости, лишнее сказал, — снова настойчиво извинился он, но из-за разбитой губы слова прозвучали не совсем разборчиво. — Я обещал не упоминать… об этом. И вас, — он глянул на адмирала. — не хотел оскорбить. Вы отлично организовали оборону станции.
— Я понимаю, что вы еще не совсем пришли в себя после столь трудного боя, — жестко произнес Астроил. — Но подобные высказывания от младшего по званию я не могу оставить без внимания. Ступайте, вас должны осмотреть врачи.
Я весело расхохоталась.
— Эй, ты что, пошел служить? Какая прелесть! И за столько лет еще не дослужился до нормального звания?
Адриан напрягся, но затем покачал головой и махнул рукой, позволяя ДеВелю увлечь себя в направлении медотсека.
— Какого черта ты вообще оказался в Империи? — крикнула я ему вослед.
Я ощутила, как напрягся адмирал.
— Вы знакомы? — спросил он.
Мой брат на миг задержался у выхода из причального коридора и обернулся к адмиралу. А я только сейчас заметила, что вокруг полным-полно людей, военных, гражданских, десятки встречающих из почетного эскорта, что ждали нашего возвращения на спасенную станцию.
Да уж. Мы с братом всегда умудрялись омрачить любой праздник излюбленными дрязгами, дуэлями и ссорами.
— Адриан, шестой сын короля Леары Уэрдека и ненаследный принц Лидора, — свой статус он подчеркнул интонацией, словно еще раз извиняясь за лишние слова и напоминая о старом обещании, которое он нарушил. Я сдержанно кивнула, и брат ушел в лазарет.
Глава 25
Наша ссора с братом обсуждалась на всех уровнях довольно долго, пока власти не решили положить конец этим сплетням и пересудам, официально заявив, что мы родственники и наши конфликты никак не затрагивают споры между Леарой и Империей, а взаимные оскорбления между пилотом космофлота и наследной принцессой не носят политического характера. Я ощущала себя виноватой, как всегда, когда выходила из себя и позволяла шпилькам брата дойти до цели. Он удачно выбирал наиболее подходящие моменты и поводы для ссоры, в этом даже проявлялся некий темный талант, достойный удивления в своем постоянстве. Как ему только удавалось настолько метко бить, учитывая, что мы общались максимально редко и в свои тайны я его, понятное дело, не посвящала? Одна из многочисленных загадок нашей семьи.
Вся эта мелочная суета отвлекла меня и адмирала от скорби и горечи утраты Эльмарко. Я не так много общалась с капитаном «Дарион-74», как Астроил, но все равно успела проникнуться симпатией к коренастому Эльмарко с его тяжеловесной харизмой и приятной прямолинейностью. Он принадлежал к тому типу людей, что отличаются постоянством, честностью и глубинной добротой, им можно подставить свою спину, не опасаясь предательства.
Астроил, несмотря на внешнюю суровость, а подчас и даже жесткость, скорбел долго и глубоко, не на публику, а в одиночестве, в тишине своей каюты и вдали от чужих глаз.
Вечером в центральном зале «Бионса» прошла церемония прощания с погибшими пилотами. Похоронить в огне крематория и развеять прах смогли лишь троих пилотов, которые скончались от ран в больнице. Остальных же просто поглотили абсорбы без следа, оставив родственникам и друзьям лишь боль и память.
Уже ближе к ночи мы вернулись в каюту, придавленные тяжестью потерь.
— Я подобрал Эльмарко в далеком, холодном мире Теон, что вращается вокруг маленькой, голубоватой звезды. Ее колонизировали сравнительно недавно, а из-за удаленности и плохого климата, планета воспитывала в людях умение выживать, — говорил адмирал, лежа под ворохом простыней, а я свернулась у него под боком, слушая успокаивающий стук его сердца. — Население не было обременено ни высокими технологиями, ни моральными устоями, ни развитой культурой. Все, что привезли с собой первые колонисты, все ценности и достижения имперской цивилизации, через пять поколений оказались погребены под снежными буранами, лавинами с гор Пхар-трамт, выжжены лишениями и тусклым голубым светом маленькой звезды. Варвары, по сути дела, отброшенные в далекие века религий, суеверий и жестоких междоусобных войн.
Эльмарко командовал стражей, заведовал судебными тяжбами и поимкой преступников. Он судил их по древним для этого мира законам Империи, устаревшим, подчас бессмысленным. Ну, скажем, для самых страшных преступников у нас есть наказание в виде стирания личности и памяти, и осужденный учится заново говорить и мыслить под бдительным надзором психологов и ученых. Но на ледяном Теоне никогда не было ни нужных машин, ни врачей. Не было также ни единого повода для гуманизма. А Эльмарко боролся против самого времени, против перемен. Он видел в своем воображении и учебниках истории лучший мир, с великими ценностями, достижениями, культурой, и хотел привести Теон к этому оставленному прошлому.
Адмирал замолчал и чуть пошевелился, высвобождая из-под меня руку, чтобы налить себе еще один бокал амарики. А я думала, что только я могу выпить столько этой жгучей травяной настойки и не опьянеть.