Вильмах всё сказал, и сразу как-то сдулся. В полном латном доспехе он выглядел внушительно. На груди намалёвана кабанья харя, шлем с рогами висит на тесёмке на поясе, а изо спины торчит рукоять внушительного двуручного молота. Кроме молота оружия на нём нет, не считая шипованных латных перчаток, что само по себе весьма грозное оружие…
Сейчас Вильмах с видом аскета, познавшего всё дерьмо мира, смотрел куда-то сквозь пространство и время. А Шэн молчал, да и нечего ему было говорить, лежал на спине, едва живой, забинтованный с ног до головы, и с каждым мигом всё больше стыдясь самого себя.
— Ладно… — взгляд Вильмах более осознанным сделался, смотрел он на Шэна теперь даже без тени уважения, просто как на мясо. — Теперь ты будешь обычным наёмником, будешь шагать как все, а не ехать в повозке, будешь жрать вместе со всеми, и спать на общих лёжках вместе со всеми, и… надо научить тебя пользоваться хоть каким-то оружием, а то толку от тебя… конечно при таком раскладе ты можешь сдохнуть в любой момент, ну а какому наёмнику легко живётся? Это риск, но, если ты сможешь выжить, значит не зря я отдал за тебя такие деньги! Значит будешь иметь право на привилегии… а до первого боя ты обычный наёмник, пыль под ногами, кровавая смазка для заточенного железа, уяснил?
— Да…
— Тогда выползай из палатки в сторону общих лёжек, сейчас же. И не смотри на меня так, мне плевать как ты это сделаешь.
Вильмах вышел. А Шэн тяжко вздохнул и пополз.
Дополз до общих лёжек, пару наёмников заметило его и помогло братскими пинками, он в ответ вывернул ближайшему голень наизнанку. Больше никто не пинал. И вообще, в лагере так тихо стало, только неудачный наёмник болезненно мычал. И в этот момент Шэн заметил странное… Руфус пополнился силой… ненамного, но маны стало больше, хотя рядом никакого природного источника нет, да и ни магической твари, ни другого чародея, никого, кто источал бы силу… а в Руфусе теперь плещется треть резерва. И в этот миг Шэн вспомнил, что вчера вообще-то истощил печать до дна, но после топора под лопатку и его удара по животу дикого мужика, печать его так же пополнилась, он заметил это за несколько мгновений до отключки. И сейчас вновь немного силы пришло в печать.
«Неужели она реагирует на боль… но в рунной книге не было упоминаний об этом, ни строчки… но и на живых людей такие печати не наносят, обычные люди не обладают таким контролем, чтобы высвободить силу из печати на собственном теле и НЕ сжечь себя изнутри… и мне это с трудом удаётся… а тут такой сюрприз, неужели боль способна пополнять Руфус?»
В своих мыслях предположениях Шэн смог убедиться вчерашней поздней ночью, когда к нему пришли мстить дружки покалеченного им же наёмника. Вместе с самим неудачником, которому ногу вставили на место, но тёплых чувств он теперь к Шэну не питал. Они подошли к нему в тихую, рассчитывая, что он спит, а лежащим рядом наёмникам нет до мальчишки никакого дела. Но они не знали про шипастую крысу, что ещё на их подходе кольнула хозяина в щёку, заставив вздрогнуть от внезапного укола и проснуться. Они так же не знали, что раны на спине Шэна больше нет, трети Руфуса вполне хватило, чтобы залатать глубокий жуткий шрам, что через несколько дней обещал загноиться… теперь же он оставил после себя лишь гладкую, слегка покрасневшую кожу.
Ребята, собравшиеся мстить, не дошли до Шэна. Они остановились в нескольких шагах от него, потому что мальчишка, которого они пришли в тихую прирезать, вдруг резко сел и уставился в их сторону… они поняли это по двум красным точкам его глаз.
И тут мальчишка поднял руку. Из его пальца вырвался зелёный язычок пламени, с шипением, он собрался в небольшой шарик, и пульсируя и вращаясь оставался висеть над тоненьким пальчиком. Это было достаточно, чтобы они остановились, достаточно, чтобы самый здоровенный из них положил руку на плечо пострадавшего днём пройдохи, достаточно чтобы они так же втихую ушли, как и пришли, обратно к своим лёжкам.
И как только это случилось – Шэн лёг обратно, очень быстро отключившись, потому что растратил за пару мгновений весь свой невеликий резерв.
Но вот люди, делающие вид, что спят, те самые люди, что лежали вокруг Шэна. Они ещё долго блестели глазами во тьме, переваривая увиденное. А по утру шли угрюмые и через каждый десяток шагов протяжно с вывертом и слезами зевали.
И вот этот чёртов лес. Проклятая лесная дорога с двумя колеями от повозок, со следами лошадиных копыт, с пылью и острыми корнями растущих рядом деревьев.
Пыль оседает вокруг клубами, от повозок с припасами и оружием. Лошадей погоняют хлыстами, а люди мерно бредут сами не зная куда.
Среди них идёт и Шэн, он вдруг задумался о том, как проживает свою жизнь, и… пустая мысль тут же покинула его голову. Он живёт – и это главное. А ещё он голоден, с утра никто не разводит костры, никто никому не даёт еды, обделили и его.
***