Маг и его кошка

— Ею нельзя не восхищаться, — задумчиво продолжает маг. С такой интонацией на прошлой неделе он восхищался чучелом тамерской кобры. — Иса никому и никогда не позволяла указывать себе, что делать. Ни в чем. Ты слышала ее историю? Нет? Очень поучительно. За долгую жизнь чадолюбивый Трудгельмир наплодил штук тридцать детей. Законных и не очень. И полюбил играть с отпрысками, объявляя то одного, то другого наследником.

— Зачем?

— Отличный способ держать в повиновении толпу капризных, сволочных деток. И просто весело смотреть, как они суетятся.

— Ты сейчас шутишь, — нерешительно уточняю я.

— Не совсем, — он и вправду серьезен. — Это — власть, Франческа. Приз один, а желающих много. Отличный рычаг для любых манипуляций. Фэйри присущи большинство человеческих пороков. Насколько я знаю, Трудгельмир до сих пор играет в эти игры. И даже парочка несчастных случаев с наследниками не убедили его прекратить.

— А… Иса?

— Она не захотела пихаться локтями. Окрутила рондомионского князя и очень быстро из любовницы стала сначала женой, а потом и вдовой. Ее стараниями Северный двор превратился в одно из первых по могуществу и влиянию княжеств.

— А князь… ее муж. Он сам умер?

— Хороший вопрос, сеньорита… — Маг задумчиво стряхивает снег с плаща и смотрит в небо, где разноцветные огни выстроились в шахматном порядке. — Знаете, никогда не интересовался. И вам не советую. У княгини неважно с чувством юмора. Работа правителя — довольно нервная.

Я завистливо наблюдаю, как за стеклом раскланиваются пары. В морозном воздухе гаснут последние аккорды. Хочу туда.

Наверное, я произношу это вслух, потому что Элвин приподнимает бровь.

— Мы одеты неподходящим образом, сеньорита. Мне-то все равно, а вам будет неловко.

Да уж, могу поверить, что ему все равно. Он еще и наслаждаться будет чужими оскорбленными взглядами.

Как, ну как он умудряется быть таким самоуверенным?

— Да ладно, — я вздыхаю. — Кто пустит рабыню на бал?

Он мрачнеет:

— Пустят, если я захочу. И не рабыню, а фамильяра. Сколько можно повторять?

— Как скажешь, — я говорю это равнодушно не чтобы задеть мага. Просто устала. Слишком длинный и счастливый был день. Я выпила до дна его сладость, и последние капли на донышке горчат. — Уже поздно, пошли домой.

— Всего два часа ночи, сеньорита. Веселье только начинается, а спать в Мидст — дурная примета.

По Элвину видно, что он никуда не уйдет, а значит, и мне придется остаться — не отпустит же он меня домой одну. Когда он в таком расположении духа, может кутить хоть до утра. Откуда только силы берет?

— Но я замерзла.

— Иди сюда, я тебя согрею, — прежде, чем я успеваю что-то пискнуть, он сгребает меня в охапку.

Мы стоим в обнимку, и так правда теплее, так даже жарко, очень жарко, щеки горят и ноги не совсем держат…

Объятия… они совсем не такие невинные, как тогда, на похоронах Мелисенты. Что-то в его прерывистом дыхании, в слишком тесном кольце рук и в суматошном перестуке моего собственного сердца почти кричит об этом…

…Он замечательно целуется. Я помню…

…А еще он надел на меня ошейник и превратил в свою рабыню. Фамильяра…

…И убил моего мужа…

…«Он не мой любовник!» — сказала я Джанису. А тот ответил: «Может, в этом и проблема?»…

…И рядом, меньше чем в сотне футах от нас дает бал его женщина — величественная и безжалостная повелительница фэйри. Женщина, которой «нельзя не восхищаться». Он приходит от нее под утро, с царапинами на шее, пропахший холодным, строгим запахом — цитрус и миндаль…

— Фра-а-ан, — тихий хриплый выдох на ухо. Выдох, от которого куда-то вниз по шее бегут щекотные мурашки.

Вожделение проходит по телу горячей дрожью, и сразу за ним приходит испуг.

Пытаюсь вырваться, оттолкнуть… Не получается.

И тогда начинается паника.

…Кровавый закат, вонь гнилых зубов и боль…

— Пусти! — крик повисает в морозном воздухе.

Он сначала стискивает объятия сильнее, а потом разжимает.

Кубарем отлетаю от него. Стою, тяжело дыша, вся растрепанная, капюшон слетел, щеки пылают.

— И вот что это за вопли, сеньорита?

Элвин

Франческа тосковала без светского общества, так что я стал брать ее с собой на приемы к фэйри.

В первый раз предложил замаскировать ошейник иллюзией, но она сердито тряхнула головой, так что крохотные сережки-колокольчики в ушах зазвенели, и отказалась.

— Не надо! Они все равно узнают. Будут думать, что я стыжусь.

— А ты не стыдишься?

Она сделалась восхитительно высокомерной — ну кошка, и все. И процедила: «Нет».

Отличная оказалась идея. В кои-то веки вместо того, чтобы умирать от скуки и вяло подтрунивать над старыми кошелками, развлекся. Привести в высшее общество фэйри даже не просто человечку, но человечку в ошейнике… На вытянутые рожи рондомионских снобов стоило посмотреть!

Я заявил, что мой фамильяр сопровождает меня потому, что я так хочу, а если у кого есть вопросы, всегда готов ответить на них публично или в частном порядке.

Вопросов не нашлось.