Он мягко перехватывал контроль за телом ребенка, показывая движения и жесты, чертил в пыли схемы и диаграммы, становившиеся все сложнее и сложнее, заставлял зазубривать состав зелий и заклинания, а перед сном рассказывал об истории магического мира и его обычаях. Изучал Гарри и иностранные языки, причем некоторыми, в частности русским, немецким и французским, к десяти годам владел не хуже чем английским. С горем пополам мог объясниться по-испански и итальянски, так как Крис и сам знал их очень и очень неуверенно, а посему не особо настаивал на изучении. Не совсем еще понимая, как может ему пригодится давно мертвая латынь, послушно отвечал, поддерживал беседу, вздумай учитель перейти на нее.
Солнце припекало макушку и било прямо в глаза, отражаясь от алых лакированных боков соседского мерседеса, так удачно отвлекшего тетку. Иногда казалось, будто яркий стальной красавец понимал их и старался помочь, за что Гарри был ему очень благодарен. Яркий золотистый свет словно стекал с красных черепичных крыш одинаково благоустроенных домов, зеркально отражающих друг друга, на аккуратные ухоженные садики, плясал на стеклах и раскалял асфальт. Из парка доносился веселый птичий щебет, детский смех и шелест листвы. Над соседней улицей парил длиннохвостый воздушный змей маленькой Эмми, который мальчику однажды удалось подержать в руках, когда он неожиданно упал к Дурслям в сад.
Он вышел во двор и с раздражением осмотрел клумбы, где тетя якобы увидела сорняки, хотя Гарри избавился от всех еще вчера. Так ни одного и не обнаружив, полил цветы, опустившие головки от летней жары, подмел дорожки и подкрасил бордюры. Петуния вручила ему пару бутербродов с полузасохшим сыром, стакан холодного чая и велела убираться куда подальше.
На следующий день худенький черноволосый мальчишка следил за тем, как кузен открывает подарки. Пятый — новый видеомагнитофон… Десятый — гоночный велосипед… Шестнадцатый — красивые наручные часы… Двадцать третий — сборник новых компьютерных игр… Темно-синяя искрящаяся обертка тридцать первого отчего-то не поддалась. Дадли напрягся, надув пухлые розовые щеки, дернул еще и еще. Оберточная бумага со скрипом растянулась, но не порвалась. Тогда толстяк выбежал из кухни, по пути впечатав Гарри в стену.
Тот потирал ушибленный локоть, когда кузен вывалился из дверного проема, победно размахивая ножницами. Итак, тридцать первый — блестящее ружье с коробкой пластиковых патронов.
«Ой. Пошли отсюда, малыш, что-то у меня предчувствие нехорошее».
Гарри уже и сам заметил оценивающие взгляды кузена с ружьем в руках. В какой-то миг перед ним пронеслись картины: Дадли загоняет его в угол и целится в грудь… он пропалывает клумбы в саду, тихий хлопок — затылок обжигает болью… он моет посуду, стопка тарелок разбивается вдребезги, осколки впиваются в кожу и разлетаются по кухне…
«Нервно вздрагивая от ночных шорохов, Гарри Поттер осторожно крадется из дома, в руках у него нечто продолговатое, завернутое в старую половую тряпку, чтобы не блеснуло в лунном свете. Пугливо озираясь, он закапывает подозрительный сверток под настурциями и под покровом ночи спешит назад. Как?»
«Ты серьезно?»
«Обязательно. И Мерлин нам в помощь. Только закапывать будем поглубже и в чужом саду».
«Ага, я только лопату из чулана возьму».
«Правильно, не зря же ты все это время среди инвентаря жил. Малыш, забудь, я пошутил. Закапывать — долго и ненадежно, нет гарантий, что никто не обратит внимание на разрыхленную почву. А уж если его найдут, то нам точно влетит по полной. Да и как ты ночью собираешься от земли отмываться?»
«Но как тогда? Мы же превратились в отличную живую мишень, от которой мелкий боров ни за что не откажется».
«Утопим в пруду. Гораздо быстрее и надежнее — там только утки плавают, а им оно и даром не нужно».
Когда Дадли аккуратно отложил ружье в сторону, в то время как остальные подарки были просто свалены в большую кучу у стола, Гарри и Крис окончательно уверились в том, что должны что-то сделать.