Командир Зувр появился в дверях и сразу сделал такое лицо, будто моё присутствие в комнате крайне его удивило. Покачав головой, он обернулся и что-то сказал человеку, стоявшему в коридоре, после чего закрыл дверь и неторопливо прошествовал за свой стол. Я ждал.
Опустившись на стул, капитан долго ёрзал на нём, будто устраивался поудобнее. Завершив, наконец, и этот обряд, Зувр взял пачку бумаг и принялся раскладывать их по столу, внимательно вглядываясь в каждую. Я наблюдал за ним с интересом: весь ритуал, имевший целью, несомненно, дать мне вволю помучиться перед объяснением, происходил, было ясно как день, из неуверенности, а вдобавок давал исполнителю немного времени, чтобы подумать. В какой-то момент мне даже стало жаль офицера: в городе творится чёрт знает что, наверняка каждая шишка уже чего-нибудь требует, люди волнуются, слухи ползут со скоростью света, а в это время один из зачинщиков валяется без сознания, а второй и последний, кому можно предъявить хоть какие-то обвинения, расселся на табурете и, к гадалке не ходи, уже готов утверждать, что просто стоял рядом и ничего не делал, а потом нёс раненую на руках в больницу, что будет, чёрт возьми, правдой.
Чтобы хоть как-то облегчить его страдания, я, сколько позволяла фигура Даффи, виновато нахохлился и принял услужливое и немного придурковатое выражение лица. Зувр кончил пролистывать бумаги, затравленно огляделся, словно ища, чем бы ещё заняться, взял со стола карандаш, повертел его в пальцах и, поняв, что отступать дальше некуда, поднял взгляд на меня. Я поспешно отвёл глаза.
– Ну, что же, займёмся теперь вами, – устало, с деланым равнодушием сказал капитан. – Начнём с самого начала, и давайте, пожалуйста, начистоту.
– Командир, я ничего… – заныл Даффи.
– Всему своё время, – предостерегающе поднял палец офицер. – И всё по порядку, – он отыскал чистый лист бумаги и положил его перед собой. – Фамилия, имя?
– Оулдсен. Даффи Оулдсен, сэр.
– Год рождения?
– …восьмой, сэр.
– В самом деле?
– Нет, сэр. Девятый.
– Что?!
– Новогодняя ночь, сэр. Родители сами не знают.
– Чёрт с вами… Род занятий?
– Охота, сэр.
– За чем именно?
– Куропатки, сэр.
– Куропатки?
– Да, сэр. Иногда – лисы, кролики, кабаны – редко.
– Откуда вы прибыли?
– Из Залунья.
– Насколько «За» – лунье?
– Очень дальнее, сэр. Почти сорок миль[4]
.Карандаш Зувра бегал по бумаге.
– Когда вы прибыли в Кромвель?
– Вчера после обеда, сэр.
– Вы были один?
– Нет, сэр. С потерпевшей, сэр.
– С какой именно потерпевшей?
– С друидкой Димеоной Миянской, сэр.
– «С главной подозреваемой»… Цель прибытия?
– Охрана и помощь.
– Помощь кому и охрана чего?
– Потерпевшей, сэр. Потерпевшей, сэр.
– Прекратите её так называть!
– Слушаюсь, сэр. Димеоне Миянской, сэр.
– Перестаньте всё время добавлять «сэр»!
– Слушаюсь, сэр! Простите, сэр.
Карандаш скрипел, настенные часы мерно тикали. В другой ситуации я, возможно, почувствовал бы симпатию к капитану, старательно исполняющему свой долг, но сейчас эта нарочитая пунктуальность вместе с хождением вокруг да около начинали действовать мне на нервы.
– Вы давно с ней знакомы?
– Со вчерашнего дня, сэр.
– Тогда почему же вы держались вместе? Она наняла вас?
– Нет, сэр.
– Вас связывают с ней отношения личного характера?
«Старый же ты хрыч!» – подумал я.
– Нет, сэр.
– Тогда в чём причина?
– Мне показалось, что она нуждается в моей защите, сэр.
– Вам показалось?
– Теперь я в этом уверен, сэр.
– «Теперь»?
– После произошедшего сегодня на площади, сэр.
– Ах, это…
Зувр взял со стола какую-то бумагу и помахал ею, словно бы давая мне оценить вес выдвигаемых против меня обвинений.
– Чем вы занялись по прибытии в город?
– Купили платье для Димеоны, сэр.
– Зачем?
– У неё не было своего, сэр. Только друидский костюм, сэр, не слишком приличный.
– Значит, это была её идея?
– Нет, сэр, моя. Скудно одетая девушка на улице привлекает слишком много внимания.
– А разве, шляясь по улицам, вы не привлекали внимание?
– Это другое внимание, сэр. Неодетая Димеона привлекла бы не то внимание, которое нам было нужно.
– Вы покупаете одежду всем голым людям?
– Нет, сэр. Только тем, кто мне нравится.
Офицер делал вид, что старательно конспектирует мои ответы, я отвечал, преданно глядя ему в глаза, словно бы в самом деле был счастлив помогать следствию. Иногда моя работа кажется мне омерзительной.
– Нож? Вы утверждаете, что в неё бросили нож? Интересно. И что было дальше? В неё попали?
«Ах ты ж сукин ты сын!» – подумал я.
– Мы опросили семнадцать свидетелей, и никто из них не подтверждает вашу версию о том, будто на проповедницу было совершено покушение. В любом случае – вы не видели, кто бросил этот ваш кинжал?
– Нет, сэр, я как раз отвернулся. Вы стояли у меня за спиной – скажите, может быть, это видели вы?
– Здесь вопросы задаю я!
– Да, сэр! Простите, сэр.
Стопка листов с протоколом росла.
– Скажите, вы не слышали, чтобы обвиняемая угрожала кому-то в толпе – мне, например?
– Нет, сэр. Но я невнимательно слушал.
– Вы рассеяны?
– Нет, сэр. Я старался следить за толпой.
– Зачем?
– Я же вам говорил, сэр: чтобы с Димеоной чего не случилось.
– Почему же тогда она ранена?