Дорогу назад перегородила толпа из десятка рыл (по–другому и не скажешь) самого разбойничьего и спесивого вида, который я только видел сегодня, пока гулял по городу. Трое рыл принадлежали к дворянскому сословию, о чём говорила их одежда, золотые цепи и крупные перстни на пальцах, дорогоеоружие и манера держаться. Именно их я подразумевал, когда упомянул спесь на лицах. Остальные были их охраной.
Угрозы они нам не несли, как и не представляли её для нас. У нас троих защитных и боевых амулетов было больше, чем у них и качеством они превосходили на порядок. Я в этом уверен на сто процентов, потому как сам скупил лучшие магические вещи, когда навещал герцога Десткара. Ну, и ещё было видно, что кошельки у них не настолько полны, как мой. Пусть одежда и оружие стоили немало, но и не являлись «что–то с чем–то», как мои амулеты.
Самое главное — их возраст. Каждому из троицы дворян было по восемнадцать–двадцать лет. Самое время, когда кровь кипит в жилах и толкает на необдуманные поступки. Силушки им не занимать, ладони широкие, запястья, выглядывающие из рукавов, когда они ощупывали рабынь, были толстыми, принадлежащими опытным фехтовальщикам. Им только дай повод и немедленно полезут в драку.
Сразу вспомнился один графёнок, который из–за спеси и ударившей в голову крови от вида красоты моей жены чуть не лишился жизни в ходе нашей дуэли.
На нас они только косились. Больше уделяли внимания молодым рабыням с хорошим сложением тела. В местном понимании женская красота — это крупная грудь, широкие бёдра и приятная полнота. Подобные взгляды на неё разделял простой народ и очень многие представители дворянства. Эта троица явно из их рядов.
Вот только при этом они полностью перекрыли весь проход между бараками. И попробуй пройти — не дадут. Останется только переть дуром, нарываясь на конфликт. Боялся ли я? Нисколько. Вот не противники они мне, готов на что угодно поспорить. Мне вполне хватало уверенности, что легко справлюсь с ними, если надо, что с каждым поодиночке, что со всей толпой, чтобы не лезть на рожон и доказывать это окружающим.
Драки не хотелось. Не было желания портить настроение себе и спутникам. Не желал шума и суматохи, задержки в возвращении домой.
— Вить, пошли дальше, — негромко сказала Аня. — Или свернём где, или выйдем с рынка через другой проход.
Наверное, те же самые мысли, что и мне пришли в голову и ей.
— Тоже думаю, что так будет для всех лучше, — согласился я с ней. — Макс, не отставай.
Жаль, что с боевыми големами в город не пустили. Будь со мной сейчас пара самураев, то я бы их просто пустил впереди себя. Да даже одного бы стального и сверкающего, как начищенное серебро магического создания хватило бы, чтобы оно, словно ледокол разрезало толпу на моём пути и внушало почтение. Впрочем, с этой ролью справились бы и трое–четверо нетерисов. На что способны воины из этого племени — это окружающие знают очень хорошо. И вряд ли бы что–то вякнули в мою сторону из опасения, что я просто прикажу тем изрубить болтуна на месте вместо честного поединка.
«Ну, в следующий раз буду умнее, — подумал я. — Теперь знаю, что важна не только личная уверенность в собственных силах. Но и то, чтобы это понимали с первого взгляда и окружающие».
Мы шли быстро, стараясь поскорее покинуть неприятное место. К счастью, больше помех на пути не встречалось.
А потом мы вышли на небольшую площадку, где над провинившимися рабами проводили экзекуции. Сейчас на ней находились в колодках и у столбов полтора десятка человек обоего пола. И вот тут Максим сначала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, прикипев взглядом к одной из женщин.
Она была закована в ножные и ручные кандалы. Причём короткая цепь тех, что сковывали руки, была перекинута через крюк в перекладине на Т-образном столбе, из–за чего она практически висела. Под ногами стояла широкая деревянная колода с ровной поверхностью, а на той лежала металлическая пластина с пробитыми мелкими отверстиями с вывернутыми наружу неровными краями. Представьте себе кухонную тёрку, ту её сторону, где зубчики выглядят, словно лепестки полураспустившегося мелкого цветочного бутона. Примерно так выглядела эта железка. И на ней босыми ногами стояла несчастная.
Специальные кандалы выворачивали ей руки, причиняя мучительную боль. Подвесили её палачи так, что она едва могла стоять на ногах и чтобы ослабить боль от оков, ей приходилось приподниматься на носках. При этом железные острые зазубрины глубоко впивались ей в пальцы и подушечки стопы, и протыкали их до крови.
— Твари, — сквозь зубы произнесла Аня, увидев эту картину.
— Плетью обуха не перешибёшь, — сказал я ей. — Здесь везде такое отношение к чужой жизни. Нам не изменить, только у себя дома это по силам. Максим, эй! Что встал? Нам идти надо.
Парень отвел взгляд от рабыни, посмотрел на меня, потом опять на несчастную и вновь на меня.
— Мы можем её спасти? Купить или отбить? — спросил он. — Я отработаю всё, честное слово.
— Её? — переспросил я, немного сбитый с толку. — Не знаю, нужно искать кого–то из местных, спрашивать.