Маг. Новая реальность

Признаться, я несколько завис. Последняя фраза явно что-то означала, но что? Хм, учитывая возможную мифологичность сознания местных жителей… Зерно и орех… О! Точно, это символизм в чистом виде. Зерно растет в поле, орехи – в лесу, ну а вода питает вообще всю жизнь. Таким образом, Билара предлагает то же самое гостеприимство, только в весьма красивой и поэтичной обертке. Кстати, а где в этой схеме мясо? Гы! Получается, местные такие прононсы понимают на раз – вот что значит культурный контекст! Но хватит тормозить, пора бы уже что-то и ответить.

– Мир вам, люди, теплых дождей и щедрых полей. Я, Карадмир-озан из Ялчина, с радостью узнаю вкус вашей воды.

– Идем, Карадмир.

Женщина улыбнулась, развернулась и пошла впереди, показывая дорогу. Длинные, до середины икр, юбки покачивались в такт движениям полных бедер, прямая спина и развернутые плечи поднимали и без того высокую грудь, выкормившую не одного ребенка. Да уж, бывает же! Вроде ничего такого не делает, просто идет, но волна магнетизма от нее шибает такая, что впору в танке прятаться. В молодости она наверняка одним взглядом могла сделать из парня либо тряпку, либо героя.

А вот большуха мне не глянулась. Властная, красивая, статная, но что-то свербело у меня внутри при взгляде на нее. Звали ее Колина Райо, из оговорок я сделал вывод, что занимала она свой пост не так уж давно, может, года три… И ассоциировалась она у меня с дуплистым деревом. Ствол еще крепок и красив, но в сердцевине уже свила гнездо мраморная гниль. Не знаю, почему мне так казалось – никаких видимых признаков чего-то такого Колина не демонстрировала, но своей чуйке я привык доверять и потому держался вежливо и дружелюбно, однако внутренне был насторожен до предела.

Обед в доме большухи был выше всяких похвал, готовили у них весьма и весьма, кстати, мясо на столе тоже имелось. Такое светлое, мягкое и жирное, очень похожее на свинину. За обедом мы вели неспешные разговоры, в ходе которых меня просвечивали рентгеном и буквально высасывали информацию. Когда речь зашла про мертвый замок, все присутствовавшие – а к вечеру в дом набилась целая куча закончившего работу народу – дружно сделали интересный знак, видимо отвращающий зло. Я поделился сведениями о текущем состоянии Печати, рассказал в лицах, как долго и трудно обходил ее по краю гор, про шупыра говорить не стал, а то, чего доброго, объявят каким-нибудь зараженным-проклятым, да и на вилы поднимут.

Никогда не думал, что можно действительно смозолить язык, но, похоже, именно это и произошло – уж больно неохотно он ворочался во рту к тому времени, как большуха заметила клюющего носом гостя, быстренько разогнала требовавший продолжения банкета народ и отправила меня спать. Уже лежа в постели, я привычно сосредоточился и начал прогон событий этого долгого дня. Закончив анализ, еще некоторое время катал на языке неутешительный вывод о том, что все-таки вызвал у старших женщин какие-то подозрения на свой счет. Характерные, хоть и тщательно спрятанные выражения глаз, стоявшие перед внутренним взором, периодические переглядывания и хитро построенные косвенные вопросы ясно свидетельствовали об этом.

После обеда, плавно перетекшего в ужин, пришлось еще давать концерт, потому как истосковавшийся по новью народ ничего не требовал, но та-ак смотрел… В общем, снова по селению шло эхо от раскатов хохота, перемежаемого истерическими всхлипываниями. Немудрящие шутки оказывали такое действие, будто я всех зрителей предварительно накурил и надышал веселящим газом. Еще в замке Дарзин научила меня паре распространенных песен, их пели все вместе, вышло замечательно – густые мужские басы и баритоны красиво оттенялись молодыми женскими сопрано и единственным великолепным контральто Билары. Ей-же-ей, будь ей лет хотя бы на пять поменьше – обязательно пробрался бы ночью в чей-то домик.

В благодарность мне надарили всяких кожаных изделий – видимо, основной статьи дохода селения. Ножны, как влитые, подходящие к моему повседневному ножу, перчатки тонкой выделки, носовой платок из тончайшей замши – никогда не думал, что такое возможно, витой браслетик-феньку – это от молодой девицы лет двенадцати, очевидно впечатленной второй, лирической, песней. Еще подарили сыромятную веревку-шнурок, тонкую и прочную, плетенную косицей, но больше всех поразила Билара. Уже вечером, когда народ почти разошелся, она, не особенно скрываясь, но и без лишней помпы передала мне свернутые кольцом парные кнуты. Не из самых больших, метра два с половиной длиной, очень функциональные и качественно сплетенные.

– От моего мужа остались. Он владел ими так, что сбивал мух на лету. Я вижу в тебе что-то родственное, недаром мы сразу нашли общий язык. Ну-ка, коснись.

Прикосновение возымело странный эффект. Чуть шершавое кнутовище с яблоком легло в ладонь так, словно было создано специально под мою руку. Отпускать не хотелось.

– Ну что, чувствуешь что-нибудь?