Теперь Мэт смог разглядеть его. Это был дракон в китайском стиле: короткие когтистые лапы, тонкое, извилистое тело футов тридцать в длину и зубчатый гребень вдоль хребта. Присутствовала и европейская деталь: сложенные по бокам огромные крылья, как у летучей мыши. Однако крылья были разодранные, в рубцах и шрамах, и кожа свисала с них лохмотьями.
Стегоман повернул свою гигантскую голову к Мэту. Тот стоял смирно, зная, что его тоже разглядывают с пристрастием.
Наконец дракон проговорил:
— Ты не похож на злого человека. Хотя иногда честное лицо скрывает лживое сердце.
— Вот уж чего не умею, так это врать. Даже себя самого обмануть не получается.
— Да, это первое, что нужно сделать, когда хочешь соврать как следует, — кивнул Стегоман. — Но драконы — существа прямые, не то что вы. Если нам что-то не нравится или если нас разозлит чье-нибудь поведение, мы тут же говорим об этом ему в лицо.
Мэт поджал губы:
— Так не вылезешь из потасовок.
— Ну уж. Мы все про себя знаем: и что наш брат дракон гневлив, и что силы у нас всех примерно равные. То есть если два дракона сойдутся в бою, победителя быть не может. Оставшийся в живых все равно вынужден будет много месяцев залечивать раны. Так что мы уважаем даже тех, кого не любим.
— Понятно. Есть способы сказать кому-то все, что ты о нем думаешь, без оскорблений.
— Вот именно. — Стегоман был приятно удивлен. — Немногие смертные так сообразительны.
Особой сообразительностью Мэт похвастаться не мог, но, учась на последнем курсе, он приобрел кое-какие знания по антропологии и мог распознать приметы индивидуалистического общества. Сочетание гордости Стегомана — прямоты — с почти полным отсутствием междоусобиц означало строгость социальных условностей, без которых Стегоманово племя быстро бы перегрызлось. Прямота прямотой, но уж и вежливость по отношению друг к другу у них должна быть отменной.
Мэт прочистил горло.
— А как же с совместными действиями? Для них ведь нужна дисциплина...
— Дисциплина у нас врожденная, — отрезал Стегоман. — Когда мы собираемся на битву, честь каждого дракона уважается; тот, кого мы выбираем в предводители, знает, что ему надо отдавать команды поаккуратнее, в уважительном тоне. А мы выполняем их, потому что выбрали предводителя за его мудрость.
Их командиры, выходит, сразу и генералы, и дипломаты. Неплохое общественное устройство, если не принимать во внимание постоянный риск быть убитым на дуэли.
— У каждого дракона по холму, да?
— По горе, — поправил его Стегоман. — Наша вотчина — цепь восточных гор, которая отделяет эту страну, Меровенс, от пристанища колдунов, Аллюстрии. Аллюстрия то и дело нападает на Меровенс, Меровенс на Аллюстрию — реже. А по пути, переходя через горы, и та, и другая воюющая сторона атакует драконов. Нас рождают и выращивают для войны; каждый дракон стоит насмерть за свою гору, а все вместе мы должны защищать отечество.
— Я так понимаю, что когда Аллюстрия и Меровенс идут на вас войной, они обе терпят поражение?
Стегоман кивнул, не скрывая гордости.
— С тех пор как Гардишан дал нам Порядок, мы непобедимы.
— Погоди, Гардишан — это кто?
Стегоман был явно скандализован.
— Из какого же ты медвежьего угла сюда явился, что не слышал о Гардишане?
Мэт замялся.
— У меня нет простого объяснения. Будем считать, что я не изучат историю. Так кто это — Гардишан?
— Император, невежество! Первый император, который пришел восемь веков тому назад, чтобы объединить все эти христианские земли против сил Зла. С этой же целью он вступил в союз с нами и научил нас сражаться войском. Так мы наконец победили великанов.
Мэт раскрыл было рот.
— Помолчи, — буркнул дракон, — а то еще спросишь, кто такие великаны.
Мэт смущенно поежился.
Стегоман вздохнул, обвил хвостом лапы и сел поудобнее.
— Великаны пришли девять веков назад, когда пал великий Рэм. Рэм, к твоему сведению, это южный город, который сколотил империю из всех земель вокруг Срединного моря — пятнадцать веков назад, еще до пришествия Христа.
Итак, Рим здесь был, хотя и под именем Рэм. Вероятно, в их варианте битву выиграл именно Рэм, а не Ромул. Не в той ли точке их с Мэтом универсумы разошлись?
Но все же — Христос. Это имя осталось неизменным.
Почему бы и нет? Афины были в полном расцвете, когда Ромул и Рэм еще только сосали молоко волчицы. Греческий язык должен остаться в обоих универсумах, а Христос принадлежал греческому миру.
— Так, Рим, то есть Рэм, пал. Откуда же взялись великаны?
Стегоман нетерпеливо фыркнул.
— Из под земли, из скал, из пасти ада, не знаю. Взялись — и все тут. И напали на нас, и каждый дракон отражал нападение огнем, клыками и когтями. Нас осталось всего ничего. Эти великаны были страшные скоты, высотой с сосну, но толстые, как пигмеи, к тому же волосатые и грязные. Целых сто лет мы сражались и погибали, чтобы очистить наши горы.
Потом с севера верхом на коне приехал Гардишан, а с ним — Монкер, могущественный маг. Монкер превратил один холм в гиганта и дал ему имя Кольмейн.