Маг-целитель

Разум мой заметался. Я пытался смириться с фактами, пытался связать романтическую влюбленность с волшебным заклинанием. Пробовал доказать себе, что нежное чувство — уже само по себе волшебство. Мысли мои блуждали, вертелись по кругу, словно белка в колесе, пока меня снова не осенило. Я вспомнил, что в книгах о любви всегда говорится, как о... чуде.

Ну конечно же, я знал об этом с детства. Об этом написано в приключенческом романе, где бы только не прослеживалась любовная интрига. Об этом пелось в половине песенок, передаваемых по радио.

И все же реальность оказалась подобна шоку.

Но с другой стороны, не так давно я убедил себя, что любовь — это всего лишь иллюзия. Я немного успокоился.

Но совсем-совсем немного.

* * *

Мы поднялись с утренней звездой и позавтракали, не разводя костра. Я мечтал о чашке кофе. Меня так я подмывало уверовать в волшебство и сотворить ее, но в последнее мгновение я раздумал. Солнце, утро — все это быстро настроило меня на прежний, скептический лад. Прошедшая ночь казалась частью галлюцинации. Кроме того, никому из моих спутников кофеин не требовался.

В общем, только солнце встало, а мы уже тронулись в путь — пошли следом за нашими тенями по дороге на запад. Правда, я не надеялся уйти далеко. Примерно через час мы взошли на горную гряду и остановились как вкопанные, завидев черепичную крышу пограничного поста.

— Знаете, я не против уплатить за дорогу, — признался я Жильберу и Фриссону. — Кто заказывает музыку, тот за нее, как говорится, и платит. Но вот торговаться я не приучен.

— Этого не избежать, — сказал Фриссон. — И поверьте мне, даже если мы попробуем скрыться в высокой траве, попробуем обойти этот домик лесом, ведьма — его хозяйка — все равно узнает про нас.

— Волшебная система пограничной сигнализации, — пробурчал я, представив себе электрические глаза и радар. — Ну ладно, если уж нам суждено это пережить, то по крайней мере сделаем это изящно.

С этими словами я шагнул к двери и постучал.

Товарищи мои сначала оцепенели, а потом бросились следом за мной. Я постучал в дверь во второй раз — мои спутники поняли, что изменить уже ничего нельзя.

Когда я постучал в дверь в третий раз, вид у них стал просто-таки обескураженный.

— Никто дома нет, — обиженно проворчал Унылик. Видимо, он надеялся тут кем-нибудь перекусить.

— Пограничная станция, и без присмотра? — пробормотал Жильбер. — Ну уж нет! Это просто немыслимо!

— Мыслимо, немыслимо. Тебе же такая мысль пришла в голову, — не смог не съязвить я, после чего обернулся к Анжелике. — Извини, но придется прибегнуть к особенностям твоей природы. Ты как — не против?

— О, конечно, господин Савл.

В лучах солнечного света призрак был почти не виден — всего лишь две-три неясные линии. В дверь домика привидение вошло так, словно никакой двери там и не было.

Мы ждали. Я изо всех сил разыгрывал нетерпение и волнение. Унылик не выражал ничего, кроме голода. У Фриссона вид был озабоченный. Жильбер застыл как каменный, сжав рукоять своего меча.

Анжелика появилась, не более материальная, нежели птичья песенка.

— Там никого нет.

— Никого? — недоверчиво переспросил я.

— Никого, — подтвердила она.

— Но это невозможно! — воскликнул Жильбер, а Фриссон, словно вторя ему, сказал:

— Ни одна ведьма, приставленная следить за дорогой, не покинет своего поста, пока жива, мадемуазель...

Мы умолкли и обменялись взглядами. Я облек наши сомнения в слова:

— Но если она мертва, то где ее тело?

— В доме все перевернуто, — проговорила Анжелика. Это уже кое-что.

— Пойду гляну, — заявил я и толкнул дверь. Дверь была заперта.

— Дай я, — предложил свои услуги Унылик, навалился плечом, поддел ручку... Дверь скрипнула, треснула, кожаные петли оборвались. Унылик довольно крякнул.

— А-а-а... Так. — Я взволнованно глянул на вырванную «с мясом» дверь и прокашлялся. — Здоров, а? Ну а теперь посмотрим...

И я вошел в домик.

Не сказать, чтобы внутри меня ждал образцовый порядок. Впечатление было такое, что кто-то примерно с месяц назад перестал тут заниматься домашним хозяйством. Запах гнилья наверняка исходил от немытой посуды на кухне. По крайней мере я решил, что именно кухня находится за занавеской. А на этой половине дома только и было, что очаг, огороженный камнями и сложенный прямо под дырой в крыше, да стол. А на столе — толстенная книга, чернильница и перо. Я подошел к столу, заглянул в чернильницу. На донышке плескалось немного чернил. На книге лежал едва заметный слой пыли. Видимо, последний раз книгой пользовались примерно неделю назад.

Я прищурился и посмотрел на занавеску, загораживающую дверной проем. Что-то внутри меня возмущалось и бунтовало, уговаривало выйти на улицу подобру-поздорову, но любопытство подначивало. Ну, что еще, кроме любопытства? Ничего тут больше и быть не могло.