— Не заглянуть ли нам ко мне хоть на полчасика? Здесь невозможно поговорить.
Он было протестующе взмахнул рукой, словно собирался поскорее уйти, но не ответил отказом, и она продолжала настаивать.
— У вас есть свободная минутка, а мне столь многое следует вам рассказать.
— Единственная возможность оставаться сильным — никогда не поддаваться слабости, — ответил он почти шепотом, как будто ему неловко было произнести такую банальную сентенцию.
— Значит, не пойдете?
— Нет.
Уточнять, что Сюзи собиралась ему сообщить, было незачем. Артур прекрасно знал, что она стала бы говорить о Маргарет, а он был слишком прям, чтобы притворяться, что не понимает этого.
— Вы просили меня передать кое-что Маргарет, но я не смогла этого сделать. Она не писала мне.
Глаза Артура потемнели от боли, как будто насилие, которое он над собой учинял, было слишком тяжким даже для него.
— Я встречала ее в Монте-Карло. Думала, может быть, вам захочется что-то о ней услышать.
— По-моему, это ни к чему, — ответил он.
Сюзи безнадежно развела руками. Ей больше нечего было сказать.
— Пойдемте? — спросила она.
— Не сердитесь. Знаю, вы хотели, как лучше… Я вам очень благодарен.
Он оплатил счет, и они стали пробираться между столиками. У дверей она протянула ему руку и с доброй улыбкой сказала:
— Мне кажется, отгораживаясь от общения с людьми, вы поступаете неправильно. Так вы просто заболеете.
— Я часто бываю в театре, — незлобиво ответил он, как будто урезонивал ребенка. — Заставляю себя отвлекаться от работы. Два-три раза в неделю слушаю оперу.
— Не думала, что вы такой меломан.
— Я тоже не думал, — усмехнулся он, — но кажется, музыка меня успокаивает.
Голос монотонный, усталый. Сюзи никогда не встречалась с таким обнаженным душевным страданием.
— Не соизволите ли как-нибудь сопроводить в оперу и меня? — спросила она. — Или вам будет со мной скучно?
— Был бы очень рад, — улыбнулся он, неожиданно просветлев. — Вы как превосходный тоник. В четверг дают «Тангейзера». Хотите пойти?
— С превеликим удовольствием.
Они распрощались, и Сюзи вскочила в кеб.
— Ах, бедняга, бедняга, — пробормотала она. — Чем я могу ему помочь?
И сжала кулачки, подумав о Маргарет. Какой чудовищной жестокостью было с ее стороны так сломать этого доброго, сильного человека.
— Надеюсь, она поплатится за это, — мстительно прошептала мисс Бойд. — Надеюсь, испытает те же муки!
Сюзи оделась для Ковент-Гардена, как только одна она умела одеваться. Туалет доставил ей огромное удовольствие не только потому, что был превосходен, но и потому, что стоил куда больше, чем она раньше могла себе позволить. Модные туалеты стали ее единственным хобби. Созданное лучшими парижскими мастерами из тафты того изысканно-изумрудного цвета, которое, как она знала, называется «Воды Нила», платье было отделано старинными кружевами, составлявшими одну из ценнейших частей ее наследства. В прическе сверкал испанский страз — прекрасно отшлифованный хрусталь, шею украшала золотая цепочка, некогда принадлежавшая статуе Мадонны в одной из андалузских церквей.
Нестандартность туалета делала ее привлекательной. Она печально улыбнулась себе в зеркале, посчитав, что Артур не заметит, как прекрасно она одета.
Сбежав по лестнице, Сюзи пересекла мостовую, чтобы сесть в кеб, который уже ожидал ее, и с истинно парижским изяществом приподняла юбку, ставя ногу на его ступеньку. Когда кеб тронулся, она немного поиграла испанским веером и вновь окинула взглядом свое отражение в зеркале на дверце. Длинные перчатки, такие новые и такие дорогие, прекрасно обтягивали руки, подчеркивая их форму; И невнимание Артура стало для Сюзи почти безразличным.
Еще более оживилась она, очутившись в зале оперы. Достала бинокль и принялась разглядывать женщин, наполнявших ложи бельэтажа. Артур тихонько указывал на разных незнакомых ей людей, называл их имена, но Сюзи чувствовала, что ему приходится насиловать себя, чтобы казаться любезным. Скорбная складка у губ была сегодня, на фоне беспечной толпы, еще заметнее, чем прежде. Но когда зазвучала увертюра, напряжение, в котором Артур постоянно находился, спало, и Сюзи увидела, как на его лице сменяясь, отражаются различные чувства. Страстные звуки музыки проникали в его душу, смешиваясь с его собственной любовью и его собственным горем, и он забыл обо всем на свете.
Весь антракт просидел он в кресле, охваченный новыми ощущениями. Сидел не шелохнувшись, не произнося ни слова. Сюзи стало понятно, почему он, несмотря на недавнее безразличие ко всему, обнаруживал теперь такое тонкое понимание музыки: она смягчала боль, перенося его в вымышленный мир, а собственные переживания делали музыку столь реальной, что она доставляла ему огромное наслаждение. Но когда отзвучали последние аккорды оркестра и Изольда пропела свою последнюю жалобу, Артур был так измучен, что с трудом поднялся с кресел.