Магазин путешествий Мастера Чэня

Дождь здесь – это серо-жемчужная глухая стена, намертво занавешивающая бухту и скалы, потом, когда влажный мощный звук становится тише, мир все-таки возвращается – поначалу в виде китайского рисунка тушью разной степени бледности. А еще в дождь не ходят паромы на Чанг. А еще в дождь хочется спать и спать.

Так Камалов незаметно пропустил два похода в клинику. И еще один. И обнаружил, что, может быть, никто не обещал ему целых шесть месяцев жизни. Но на Вае он провел ровно столько времени, его персональный помощник из Москвы успел уже прислать ему третью медсестру. И Камалов все еще был жив. А дождь все шел, каждый день в одно и то же время, помещая олигарха и его очередную медсестру в мокрый душный купол.

От веранды покосившегося домика можно дойти – утром, когда дождя еще нет, – до пляжа с крупным, хрустящим белым песком или до зацементированной террасы над морем, там рядом, под грибовидным навесом, по вечерам место того самого бармена.

«Почему бы не сдохнуть в море, какая разница?» – подумал однажды Камалов, дошел потихоньку до пляжа, сбросил с узловатых ног сандалии и погрузился в воду. «Рыбам все равно, кто плывет над ними, – подумал он, – толстый старый урод с десятком разных диагнозов или молодой красавец». Потом он мягко отобрал у медсестры маску с трубкой и поплыл – плыть было легче, чем ходить, – над камнями, между которыми в солнечной дрожи мелькали те самые рыбки.

Ни одна из них не была золотой, но Камалов все равно мрачно фыркнул в трубку. Был же такой анекдот, еще с прежнего кризиса – 2008-го, что ли, года, с того самого, после которого его империя неожиданно для всех стала еще больше. Анекдот про разорившегося в кризис олигарха, поймавшего золотую рыбку и не ставшего заморачиваться с тремя желаниями – зачем, если можно коротко и конкретно:

– Хочу, чтобы у меня все было.

– Легко, – сказала ему рыбка. – У тебя все было.

И здесь в наш рассказ врывается вполне знаменитая Ксения Островская… но нет, пусть она пока подождет.

В сезон дождей хорошо думается. И Камалов задумался – сколько же денег он может здесь потратить в оставшиеся ему месяцы или недели. Получалось, что совсем немного. Ну, то есть прежних двух-трех миллиардов у него уже не было, даже сам факт интереса налоговой инспекции уничтожает любые деловые империи, но получалось в любом случае смешно.

Пара юристов и менеджеров на хорошей зарплате. Медстраховка на том же острове Чанг. Командировки медсестер, их (и самого Камалова) визовые дела. Расходы на домик темного дерева и копеечную еду с кухни Пана. Сигареты, книги, новые безразмерные шорты, а рубашка пока еще не разлезалась на клочья. Интернет. Лекарства, которые он все чаще забывал забрасывать в глотку.

И только. Для этого не нужно не только миллиона долларов – совсем почти ничего не нужно.

Чьими тогда были те, истаявшие миллиарды, зачем они ему были нужны?

И здесь начинает музыкой звучать название острова – Wai. На тайском «вай» – это две сложенные вместе ладони, поднятые к переносице: так с вами здороваются. Остров «Здравствуйте»?

Но для англоязычного человека все не так. Он слышит тут нечто иное – Why?

Почему?

И еще – пока не появилась Ксения Островская – о медицине.

Любой европейский врач скажет вам, что огненная тайская еда при язве и прочих напастях просто невообразима и запрещена наглухо. Любой тайский врач скажет вам, что перец чили заживляет язвы и налаживает всю систему в целом, а свежий сок кокоса делает то же с почками. Камалов вдруг обнаружил, что ему больше не надо всегда и везде краем глаза присматриваться – где ближайший туалет: он, кажется, вернул себе способность поглощать еду. Он перестал бояться каждого съеденного куска. А вес больше от этого не стал, потому что если каждый день даже не то чтобы плавать, а просто висеть в воде над довольно жалкими кораллами бухты Пана, то толще от этого никак не будешь.

И еще: Камалов начал замечать людей вокруг. Ведь он, вообще-то, поселился в маленьком курортном отеле, где люди менялись каждую неделю, с восторженными криками выгружаясь с рюкзаками на маленькую личную пристань Пана – и максимум через неделю исчезавшие с той же пристани: калоша или катер, белые расходящиеся полосы на воде, стук мотора, гаснущий за скалистым мысом, – и вот их уже нет.

Остров никоим образом не был необитаемым. Обитатели были всего лишь эфемерными, складывались в вечный калейдоскоп.

Японцы в одинаковых панамах с профессиональными фотоаппаратами. Спортивные дебилы с бессмысленными глазами, клочьями рыжеватых бороденок и свисающими по бокам накачанного торса руками. Руками, как и прочие части тела, синими от татуировок – они тоже, наверное, часть здорового образа жизни. Говорящие на странных языках с булькающим «ё» – скандинавы, викинги, в общем. Недоуменно взирающие на людей, которые считают дебилами их. И вдобавок к этим категориям – непонятной национальности женщины весьма средних лет, чаще парочками, иногда группами.

Женщины. Он иногда весь день проводил среди женщин, резвящихся в бухте. Но раньше они его только раздражали.