Магазин волшебных украшений

— То, что он является двоюродным племянником короля, не делает его наследником немедля, но да, он может, — кивнул Людвиг. — Крофтон весьма труслив, хотя сам он называет это осторожностью; у нас нет никаких сведений о готовящемся полномасштбаном мятеже или гражданской войне, теперь я могу это точно утверждать. А значит, дело не только в Эдуарде. Какой случай возведет на трон герцога Крофтона без кровопролития?

— Если трон будет пуст, — протянула я, и мне стало страшно, — если их величества сгинут. Тогда власть перейдет к ближайшему наследнику.

— Крофтон знает, что он под подозрением. Предполагаю, догадывается, отчего за ним пристально следят. Поэтому он осторожен — осторожен настолько, что всю грязную работу переложил на кого-то еще. И вот этот человек умен, хитер и нам неизвестен. Судя по всему, примерно с год назад делу был дан активный ход. До того заговорщики лишь кружили вокруг да около, осмеливаясь на комариные укусы вроде яда в десертах, которые до королевской семьи не доходили, и высмеивающих власть статей в желтых газетах. И вдруг осмелели. Почему? Единственный вывод — новые средства и новая надежда на успех предприятия.

— Но я до сих пор не понимаю, как с этим была связана тетя Розалинда, — беспомощно пробормотала я. От очага шло ровное тепло, и все же оно не могло согреть мои озябшие чувства. — Она была роялисткой, каких поискать. Как она могла спутаться с заговорщиками, мечтающими отправить в ледяное пламя всю королевскую семью? Как она вообще…

— Мне тоже хотелось бы это знать. Вы поверили мне на слово, когда я беседовал с вами в Аддисон-Холле, однако я утаил от вас кое-какую информацию. Намеренно, так что можете меня осуждать. Я хотел, чтобы вы сначала освоились здесь, изучили дом и бумаги, глядя на них непредвзято, а уж теперь… — Людвиг потер подбородок, на котором пробивалась светлая щетина. — В том письме, что ваша тетя перед смертью успела отослать герцогу Аддисону, содержался шифр, используемый королевской семьей. Ничего не значащие на вид фразы, которые, будучи расположены в определенном порядке, являются предупреждением и призывом о помощи. Герцог Аддисон, чья очередь в наследовании гораздо дальше, чем Крофтона, и все же наличествует, этот шифр узнал и забил тревогу. Но, когда магическая полиция явилась в «Лазурит», ваша тетя уже была мертва — ее свело в могилу проклятие, природа которого до сих пор неясна лучшему придворному магу, а это о чем-то да говорит. Вернее, как оно убило леди Галбрейт, нам известно, а вот что его принесло… Мы до сих пор не можем определить заклинание и даже предположить, кто был источником. И это вторая загадка, о которой теперь вы знаете. Откуда ваша тетя, не имевшая никакого отношения к королевской семье, всю жизнь прожившая в Райстоне, почтенная вдова вашего дяди, знала королевский шифр? Она была представлена ко двору в юности, и с тех пор бывала там редко. Ни о какой ее связи с кем-то из коронованных особ речи не идет. Герцог Аддисон, хоть и являлся другом леди Галбрейт, о шифре ей не говорил; да ему бы это в голову не пришло! Да, ваша тетя считалась очень талантливым артефактором, и ей неоднократно поступали предложения работать при дворе, только вот…

— Только вот она всегда жила, как хотела. После смерти дяди Уинстона тетя могла себе это позволить. Она выбрала «Лазурит» — и ничего более. — Я потерла друг о друга замерзшие, несмотря на тепло очага, ладони. — Тетя Розалинда всегда говорила мне, что имеет все необходимое. Место, где ей уютно спать, работать и принимать гостей, город, по которому она любит прогуливаться, и ветер дальних странствий, долетающий с Великого тракта. Она обожала Райстон. Она любила свою работу и людей, ее окружающих. И она создавала украшения, за которые жизнь можно отдать, так они прекрасны. Кто мог желать ей зла?

— Нынешний бургомистр Шакли, с коим мой доверенный сотрудник имел весьма занимательную беседу, утверждает, что леди Галбрейт не соприкасалась с темной стороной Райстона, — буднично сообщил Людвиг. — Впрочем, бургомистр мог соврать. Весьма неоднозначный тип. Или он не в курсе — и ваша тетя по самые уши влипла в то, о чем даже вам рассказать боялась.

— Немыслимо, — отмела я подобные предположения. — Тетя бы никогда…

— Марика, — прервал меня Людвиг, и в углах снова заклубилась тьма, а Нил съежился, словно бы вдвое уменьшившись в размерах, — вы добры, романтичны и прямолинейны, и вы стараетесь видеть в людях лучшее, осуждая лишь себя саму. Хотя в жизни надо бы делать наоборот. Допустите хотя бы возможность, что вы могли знать леди Галбрейт не так хорошо, как вам казалось.

Я молчала. Мысли, которые высказывал Людвиг, не были для меня внове: Отеро и раньше намекал, что моя тетя имела шанс ввязаться в нечто… противозаконное. Но я не могла представить тетю Розалинду добровольно склоняющейся ко злу, коварству и жадности. Все ее письма, ее отношение ко мне и окружающим, вспоминающим ее с нежностью и любовью, говорили против этой версии.