Читаем Магда Нахман. Художник в изгнании полностью

Юлия отмечает, что преданные ученики Бакста, ядро школы, никогда не чувствовали себя оскорбленными. Напротив, его критика придавала им энергию и упорство. Случайные люди надолго не задерживались.

Мало-помалу каждый ученик выработал индивидуальный подход к живописи в рамках общего видения, которое позволило приобрести большую свободу в обращении с цветом. Выбор цвета ограничивался лишь сущностью предмета, которой он должен был соответствовать. «Что же в конце концов давала школа Бакста своим ученикам? Очень трудно в немногих словах передать то, что было постигнуто годами непрерывных совместных упражнений, причем упражняли не столько руку, как восприимчивость»[40], – заключает Юлия.

В оценке студенческой выставки 1910 года Бакст кратко изложил результат своего преподавания:

Совместная работа школы была всегда моим принципом. Я сказал бы, что за четыре года в школе этюд писался одною общею рукою, несмотря на все разнообразие манер, исходящих от природных особенностей каждого ученика. И этот этюд постепенно совершенствовался и совершенствуется, одушевленный одним стремлением, одною задачею, понятою всеми учениками. Я старался не столько учить, сколько будить желание искания, старательно оберегая ищущий молодой глаз от фальши и рутины[41].


Рис. 18. Магда Нахман. Зарисовка выставки учеников художественной школы Званцевой, «Vernissage», 1910 (РГАЛИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 106. Л. 19)


Бакст и сам был учеником в своей школе. За это время стиль его портретов начал понемногу меняться. Как отмечает его биограф Ирина Пружан, его «рисунок делается более скупым и обобщенным, линия приобретает особую плавность и чистоту». Особенно это заметно в более поздних портретах, «сделанных обнаженной линией, почти без использования светотени»[42]. Бакст, точно так же, как и его ученики, учился у японских мастеров. В 1909 году он прекратил работать в области графики, которая была запрещена в школе. С его собственной живописью произошло нечто, удивившее его самого: «Я окончательно перелез в ярчайшую гамму тонов, вероятно, это новая полоса, пришедшая натурально»[43]. В письме к художнице «Мира искусства» А. П. Остроумовой-Лебедевой он повторял: «Я утонул в цвете; я не хочу даже слышать о графике»[44]. Бакст отметил в себе то, к чему он вел своих учеников.


Рис. 19. Магда Нахман. «Аноним № 2». Шарж на Юлию Оболенскую, 1910 (РГАЛИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 106. Л. 6)


Рис. 20. Магда Нахман. «Аноним № 5». Шарж на Марка Шагала, 1910 (РГАЛИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 106. Л. 3)


Рис. 21. Магда Нахман. «Аноним № 6». Шарж на Наталью Грекову, 1910 (РГАЛИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 106. Л. Па)


Рис. 22. Магда Нахман. «Я вас уверяю, Юлия Леонидовна! (Посетитель с принципами)» Шарж на Александра Зилоти, 1910 (РГАЛИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 106. Л. 12)


В руках другого педагога такие, казалось бы, противоречивые требования, как общие усилия и оригинальность, высокий уровень технического мастерства и запрет на подражание и копирование, могли привести к хаосу или, возможно, свести проявление таланта лишь к одному аспекту. Успех Бакста-учителя свидетельствует о его педагогическом гении. Так, в статье, посвященной Баксту, его ученица Софья Дымшиц-Толстая замечает: «На моем учебном и самостоятельном пути я встречала многих преподавателей, но не видела никого равного Баксту»[45]. Несмотря на свои разногласия с мэтром, Шагал писал в автобиографии, что «судьбу мою решила школа Бакста и Добужинского. Бакст перевернул мою жизнь. Я вечно буду помнить этого человека»[46].

Энтузиазм Бакста заражал; его требование к ученикам работать по шесть часов в день и писать по этюду каждый день летом принималось беспрекословно. Такая напряженная работа стала для многих из них привычкой и важной составляющей жизни. Вот выдержка из письма Магды 1911 года к Юлии:

Сегодня дописала свой первый <летний> этюд. Чувствую, что путь будет верен – только путь, хоть отдельные его этапы никакой цены не имеют.… Писать и жить – это одно и то же – настолько же насколько форма и содержание одно и то же <выделено автором>. Поэтому и любишь форму, заключая в ней всю милую текучесть жизни[47].

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное