Магеллан

Ночь прошла спокойно, но утром, когда Карвайо с товарищами тихо сговаривались о том, как схватить и заковать в кандалы двух женщин, в шалаш быстро вошел запыхавшийся воин и что-то сказал ее обитателям. С громким криком, хватая на ходу детей, хозяева шалаша, где провел ночь Карвайо, выбежали наружу. Карвайо и другие моряки бросились вдогонку и начали стрелять по убегавшим. Но те бежали зигзагами и прятались за кусты. Шел снег, и целиться было трудно. Пули охотников за рабами не причиняли патагонцам никакого вреда.

Моряки побежали в другие шалаши. Они тоже были покинуты их обитателями. Вокруг не было ни души. Снег пошел еще сильнее. Несомненно, воин, прибежавший утром, узнал о захвате в плен двух патагонцев на корабле и предупредил своих соплеменников о намерении их гостей.

Карвайо рассердился. Вернувшись в шалаш, он зажег от костра пучок сухого хвороста, приготовленного для топки, и поджег гостеприимный кров.

Раздосадованные неудачей, охотники за рабами медленно, увязая в снегу, брели к берегу. День был пасмурный и холодный. В воздухе кружился снег. Вдруг раздался протяжный свист, и один из моряков, Диего Бараса, с криком схватился за ногу. Выше его колена торчала тоненькая стрела. Бараса с ругательством вытащил стрелу, переломил ее пополам, швырнул прочь и бросился догонять товарищей.

Но, к своему удивлению, он почти тотчас же почувствовал, что нога его онемела: начал действовать яд. Бараса окликнул товарищей и опустился на землю. Окружив раненого, моряки молча смотрели, как судорожно сжимаются его руки, синеет лицо, и розовая пена выступает на губах. Скоро все было кончено.

С трудом вынув из окоченевших рук умершего меч и копье, моряки вырыли мечами неглубокую яму, положили в нее товарища и завалили камнями, потому что неведомо откуда взявшиеся кондоры уже пролетали низко над покойником и садились на ближние кусты, нетерпеливо взмахивая крыльями.

Пролив

«С попутным ветром мы прошли мимо белых скал мыса Катерины и вступили в этот прославленный пролив».

Чарльз Дарвин, «Путевой дневник» (запись от 26 января 1834 года).

Наконец, 24 августа 1520 года корабли Магеллана могли покинуть надоевшую всем бухту Сан-Хулиан. Во исполнение приговора судьи на маленьком островке в бухте были оставлены Хуан де Картагена и отец Педро де ла Рейна. Им дали немного сухарей и несколько бутылок вина.

Командир с радостью расставался с бухтой Сан-Хулиан. Слишком много тяжелых воспоминаний связано было с этим местом.

Бунт, гибель «Сант-Яго». В преодолении каждого нового препятствия Магеллан, казалось, черпал новые силы. Из каждого испытания он выходил еще более закаленным и обогащенным опытом.

Теперь все по-другому. Исчезло мучительное ощущение, что где-то зреет заговор и он бессилен что-нибудь сделать, чтобы предотвратить взрыв. Главные вожаки обезврежены, остальные устрашены. Во главе всех кораблей стоят верные люди, близкие друзья: «Викторией» командует Дуарте Барбоса, «Сан-Антонио» — Альваро де Мескита, а «Консепсионом» — Хуан Серрано. Твердой и уверенной рукой вел теперь Магеллан эскадру к югу на поиски пролива. Когда «Тринидад» выходил в открытое море, Магеллан в последний раз окинул взором бухту. На сером прибрежном песке еще видны были следы испанского лагеря, канавы, столбы, кучи мусора. На маленьком островке темнела землянка де Картагена и священника. И над всей бухтой господствовала стоявшая на высоком холме виселица, которую так и не пришлось пустить в дело[60].

Командир распорядился держать курс на юго-запад, не теряя из виду берегов.

26 августа корабли добрались до реки Санта-Крус, открытой Хуаном Серрано во время плавания «Сант-Яго».

На реке Санта-Крус корабли пробыли почти два месяца: чинили мелкие повреждения, запасались дровами, провизией и водой.

Возможно, что Магеллан недостаточно хорошо подготовил эскадру к плаванию во время стоянки в бухте Сан-Хулиан, если понадобилась такая длительная стоянка в устье реки Санта-Крус. Вероятнее всего это произошло потому, что в бухте Сан-Хулиан была не очень хорошая питьевая вода. Кроме того, за зиму испанцы истребили вокруг все деревья, так что пришлось бы таскать дрова издалека. Немалую роль сыграло, конечно, и желание Магеллана как можно скорее покинуть мрачную бухту, оставившую столь недобрую память у всех участников плавания.

На корабле было много больных. Тяжелая зимовка не прошла бесследно. То на одном, то на другом корабле приспускали флаги, чтобы с молитвами опустить в море умерших.

Магеллан упорно искал пролив. Он и здесь не упустил случая и приказал обследовать все устье. Но все было безуспешно.