Магелланово Облако

Красный карлик увеличивался очень медленно: не то что со дня на день, а даже от недели к неделе изменения в его размерах трудно было увидеть. Но мрак на смотровых палубах все же незаметно редел, приобретая чуть-чуть сероватый оттенок.

Однажды утром на палубе, наполненной отсветом темно-пурпурного тона, люди стали что-то показывать друг другу: предметы и наши тела начали отбрасывать тень.

Когда расстояние, отделяющее нас от красного карлика, сократилось до шестисот миллиардов километров, послышался давно не слышавшийся звук предупредительных сигналов — «Гея» ежевечерне сбавляла скорость. Удивительно: мы искали в себе и не находили гнетущего чувства, которое когда-то возбуждал этот сигнал — он звучал теперь, как фанфары победы. После шестнадцати недель торможения ракета уменьшила скорость до 4000 километров в секунду и уже приближалась к первой планете красного карлика. Орбита планеты лежала под углом в сорок градусов к линии полета «Геи». Астрогаторы умышленно не направляли корабль в плоскость обращения планет, поскольку можно было предполагать, что здесь, как и в нашей Солнечной системе, скопилась метеоритная пыль, затрудняющая маневры. Первую планету мы миновали на расстоянии четырехсот миллионов километров. Астрофизики и планетологи, не отрываясь, дежурили по целым суткам у своих наблюдательных аппаратов. Мы не стали приближаться к планете — это был обледеневший скалистый шар, окруженный плотной корой замерзших газов.

На девятнадцатый день после прохождения орбиты первой планеты «Гея» пересекла плоскость обращения планет карлика, однако мы не обнаружили космической пыли. Поздним вечером, когда я уже ложился спать, динамики предупредили, что обсерватория будет передавать чрезвычайное сообщение. Минуту спустя раздался голос Трегуба: четверть часа назад «Гея» прошла сквозь полосу газа необычного химического состава и теперь маневрирует, стремясь возвратиться к этой полосе.

Я поспешил одеться и вышел на смотровую палубу. Хотя уже пробило полночь, там было полно людей. Далеко внизу, под нашим левым бортом, плыл во мраке красный карлик, окруженный венцом казавшихся неподвижными огненных языков. Блеск звезды едва достигал одной двадцатитысячной солнечного, но космическое пространство казалось наполненным кроваво-красной мглой. Наверху простиралась однообразная тьма.

Вдруг все на палубе вскрикнули. «Гея» вошла в полосу газа, который при контакте с обшивкой корабля стал светиться; в один миг всю поверхность охватил дрожащий бледный огонь — возгораясь, пламя вытягивалось в полоски и гасло далеко за кормой, и мы продолжали нестись в призрачном сиянии. Вскоре «Гея» миновала эту полосу. Мы постепенно снизили скорость, «Гея» почти неподвижно повисла в пространстве, подняла нос (при этих маневрах, как всегда, казалось, будто поворачивается и вращается неподвижная до сих пор звездная сфера) и вновь попала в полосу невидимого газа. Он был очень разрежен, и, когда корабль шел в его полосе медленно, не светился; лишь когда скорость увеличилась до 900 километров в секунду, ионизированные атомы при столкновении с броней корабля начали вспыхивать и на стенах смотровой палубы вновь затрепетали бледные языки света.

В толпе на палубе появился астрофизик, только что закончивший дежурство. Он рассказал, что газ, в котором мы движемся, подвергли анализу и он оказался молекулярным кислородом. Это вызвало всеобщее изумление, так как в мировом пространстве раньше не встречались скопления свободного кислорода.

— Астрогаторы полагают, — сказал астрофизик, — что мы попали в хвост какой-то исключительно своеобразной кометы, и намерены потратить немного времени на ее поиски. Поэтому «Гея» проникла в глубь газовой полосы и идет, как бы вспарывая ее.

Полоса, как несколько часов спустя выявили автоматы, располагалась по кривой. Это укрепило предположения, что она является газовым хвостом кометы или какого-то космического тела, слишком малого по размерам, чтобы мы могли его заметить. Мы гнались за убегающей от нас и все еще невидимой головой кометы двое суток. Лишь поздно вечером на третьи сутки в динамиках снова зазвучал голос Трегуба, сообщавшего, что главный телетактор обнаружил голову кометы в девятнадцати миллионах километров от нас.