Маги

Отец рассказывал по дороге, как удивлен он был в двенадцать лет тому, что его выбрала птица. Сам он втайне мечтал о ком-нибудь более воинственном, льве или тигре, так как всегда был лидером среди мальчишек во всех затеях. И только годам к двадцати, когда все больше в нем стали проявляться его магические способности, он начал понимать, почему его спутником стал именно филин.

Они шли по тропинке. Утреннее солнце ласково светило в лицо. Ингрид просто наслаждалась ощущением дома. Все в Амальоне казалось ей прекрасным. Впрочем, таким же, как в Эльмарене. Если честно, то она совсем не видела разницы между этими государствами. Эльмарен представлялся ей где-то совсем рядом. За соседней горой, возможно. Но отец сказал, что за соседним горным хребтом лежал Гронг.

Наконец, они вышли на Поляну Единорогов, где должен был произойти магический ритуал встречи со своим спутником. К удивлению Ингрид, эта Поляна выходила к побережью как раз в том месте, где вчера ее вынесло из моря. Поляна Единорогов располагалась между королевствами Гронга и Амальона. Ее отец сказал, что часто можно было видеть на противоположном конце поля гронгирейских ребят, которые тоже ждали свое животное. Это место было, возможно, единственным на всем побережье, где гронгирейцы и амальонцы могли мирно находиться рядом друг с другом. Осуществить нападение на врага здесь считалось кощунством. Удача отвернется от воина на многие годы, если он посмеет принести войну на Поляну.

Теперь Ингрид смотрела на это место другими глазами. Они встретились с Дианой там, где возможен только мир. И в этот момент ей очень захотелось единорога.

— Пап, а у кого есть единорог? — спросила она отца, проводя рукой по высоким колосьям.

Ей очень захотелось единорога. Желание буквально ослепило ее, и она подняла голову, осматриваясь вокруг, вглядываясь в край леса, готовая бежать навстречу ему, как только он покажется оттуда.

— Единороги больше не выходят к людям, — с горечью ответил отец.

— Почему?

— Вот уже около двух тысячелетий единороги не выходят к людям. Как только Амальон с Гронгом стали враждовать друг с другом, и мир покинул нашу Долину, ее покинули и единороги.

— Не может этого быть! — воскликнула Ингрид. — А где же они теперь?

— Никто не знает, — покачал он головой. — Их уже очень давно никто не видел. Путешественники рассказывают, что встречают их в дальних странах. Возможно на другом конце земли, я не знаю, Ингрид.

— В Эльмарене есть единороги! — подтвердила она. — Конечно, ведь Эльмарен ни с кем не враждует!

И, улыбнувшись про себя, она подумала, что Эльмарен самое мирное место на земле.

Филипп Фаридэ посмотрел на свою дочь и в который раз за прошедшие два дня с момента ее возвращения отметил про себя выражение спокойной отрешенности на ее лице.

— Они очень красивы, — произнес он после некоторого раздумья. — Я видел единорога во сне, на этой поляне на восходе солнца. Прекраснее животного я не помню. В преданиях написано, что просто увидеть единорога хоть раз в своей жизни считается большой удачей, а быть его хозяином — это невероятная благодать со стороны небес. Единорог не является боевым животным, но это не страшно. Он порождение мира, и напасть на его хозяина все равно, что собственными руками лишить себя счастья и дома, и на поле боя. Когда-то у каждого десятого человека в Долине был единорог. Но это было очень давно. И сейчас уже невозможно сказать, правда это или легенды.

Ингрид слушала его, задумчиво глядя в сторону моря. Возможно, на другом конце земли… звучали в ее голове слова отца. Возможно, на другом конце земли… Он порождение мира…

— Мир, я приму любого зверя, которого ты сочтешь подходящим мне. Самой бы мне хотелось единорога, — произнесла Ингрид про себя, закрыв глаза.

— Ты что-то сказала? — спросил Филипп Фаридэ, увидев, как шевелятся ее губы.

— Да папа. Пойдем домой.

— Мы не можем уйти домой. Нам надо ждать, пока не придет твой зверь — Он разговаривал с ней как с ребенком, чувствуя, что если заговорит с дочерью как со взрослой, то ему тут же придется во всем с ней согласиться.

— Хорошо, отец, давай ждать. — Ингрид легла на траву и стала смотреть на облака в небе.

Она знала, что к ним никто не придет сейчас, но раз для ее отца было важно ждать, то они проведут на поляне столько времени, сколько потребуется.

В глубине души Филипп Фаридэ тоже это чувствовал, но боялся признаться в этом себе. Он не представлял, как они вернутся в Амальон без животного. Он не хотел, чтобы его дочь стала изгоем с первых же дней своей жизни дома. Потому что не было еще в Долине человека, который бы после двенадцати лет ходил без зверя. И хотя Ингрид было уже двадцать лет, она только вчера появилась в Амальоне, и поэтому ему казалось естественным то, что к ней сегодня должен был выйти ее зверь, как только они окажутся на Поляне.

— Ингрид, а кого бы тебе хотелось? — спросил ее отец, пытаясь прогнать смутное тревожное ощущение, которое росло в его душе.

— Я пока не знаю, пап, — ответила Ингрид.