Сцена, свидетелем которой стал Кастанеда, была лишь грубой пародией на Учение миссии. Светила и прихлебатели на самом деле просто бесцельно толклись в центре комнаты, и у всех у них была краснота вокруг глаз, которая всегда появляется на последних стадиях унылого оцепенения под воздействием амфетаминов. Великий Лири «индульгировал», выдавая какие-то бессвязные откровения, а Алперт раздавал бананы в углу. Повсюду тупо тусовались люди. Все это было слишком уныло. Карлос Кастанеда, единственный в блестящем орлоновом костюме, решил, что пора уходить: «Они были невменяемые. Их было 25 человек в большой комнате. Все обдолбанные. Одна девочка, которая почти улыбнулась мне, почти ободрила меня. Но она тоже не разговаривала со мной. Она подняла ногу, чтобы почесать ее. Нога была очень волосатая. Я был поражен тем, что увидел там. По-настоящему поражен».
Это, конечно, было извращением Шаманского Пути. Нельзя просто так сорвать парочку Psilocybe mexicana и запихнуть их себе в рот, как жареный миндаль. Требуется тщательное приготовление, строгое соблюдение ритуала и большая предусмотрительность, а поглощение их в сыром виде равносильно психической смерти.
В январе в головокружительной галлюцинации Кастанеда превратился в ворону. Вороньи лапки выросли у него из подбородка, сначала неустойчивые, выходящие из мягких тканей под нижней челюстью. Затем из затылка появился длинный черный хвост, а сквозь щеки вылезли огромные вороньи крылья. Через месяц это произошло опять, но только на этот раз он по-настоящему летал. Они говорили с доном Хуаном об этом опыте в течение многих дней, говорили о возникающих вновь и вновь тревоге и волнении Карлоса. Ему удавалось сохранять здравый рассудок только благодаря пониманию того, что его переживания с доном Хуаном были следствием двух вещей: психотропных растений и тонких указаний шамана. Карлос пытался поймать его на слове, но безуспешно. Если бы Карлос сохранял достаточное расстояние между собой и индейцами, как католический монах Бернардино де Саагун, то в результате получился бы интересный и научный, но совершенно неполный рассказ. Если бы, с другой стороны, он сразу удачно разобрался бы с этой Отдельной Реальностью, если бы он вдруг начал видеть людей как серебряные нити света и т. д., если бы он пошел по этому пути, тогда его попытка продать свой труд консерваторам из УКЛА оказалась бы обреченной на провал. Тим Лири уже пробовал что-то доказать и потерял свое место в академии. Кастанеда, благодаря своим комплексам по поводу внешности, не видел себя публичным гуру, поэтому пошел путем «скромных научных» записок, до нахальности прямо говорящих о совершенно запредельных вещах, словно это такой особый кулинарный рецепт – расщепление сознания, или слегка экстремальная прогулка вечером по парку – сталкинг.
В начале весны 1972 года продюсер «Шоу Дика Каветта» предложил ему принять участие в передаче. Это была бы самая блестящая реклама, но Карлос отклонил предложение. Он боялся, что из него сделают клоуна. Он знал, что поверхностный пятнадцатиминутный разговор о его опытах с доном Хуаном будет звучать как детские сказки. Была еще одна причина, почему он не хотел выступать у Дика Каветта. Есть определенная сила и свобода в том, чтобы оставаться недоступным. Нед Браун (его агент) настоял на интервью перед выходом второй книги и перед предстоявшим выходом «Путешествия в Икстлан», но то были журналы и газеты, а не телевидение. Он не искал популярности и не хотел рисковать, создавая такое мнение о себе. Объяснение магов, драматическое заключение саги о доне Хуане должны были появиться еще через год в его четвертой книге. Были еще некоторые незавершенные дела, поэтому представлялось разумным избегать потенциально опасных и обременительных ситуаций на национальном телевидении с нахальным молодым ведущим вроде Дика Каветта, который мог попытаться наделать дыр в его Отдельной Реальности.