Маги Клевера

– Да это маг покруче любого халь, – оторопелый хрип Бориса заставил Семена обернуться. По обреченным лицам Теренса и своих соратников он понял: выхода нет. С этим они не справятся. Рядом орал что-то шепотом японец. Матерился, наверное. Почему, Семен и сам понял, едва попробовав изменить линии хальер. Они стали похожи на стальные пруты, переплетенные в немыслимый узор. Дышать становилось все труднее и труднее. Полковник схватился за эти пруты в безнадежной попытке изменить смертельный рисунок.

«Вот он, настоящий поединок халь», – понял он. Никаких эффектных заклинаний для профанов. Никаких вспышек, молний и прочей ерунды. Ты просто берешься за линии и начинаешь их гнуть, а противник делает то же самое, только в другую сторону.

Всё свое угасающее сознание, всё желание жить, всё, что есть у человека, Точилинов вложил в эти линии. И – они поддались. Совсем чуть-чуть, на миллиметр. Но поддались. Оказалось, что бороться не невозможно. И он начал давить. Часы, дни, годы, столетия. Казалось, они все проходят мимо человека, тянущего непосильную ношу, ношу, которая остается прекрасной в своей изящной смертоносности. А потом за линии взялись еще руки. Встал Борис, встал японец, так и не переставший сыпать японским матом, откуда-то из грязи доковылял до них Гюнтер, добрел бедолага Гарри. Французы, австрийцы. И бешено обреченный напор одиннадцати магов сделал свое дело. Безупречный узор хальер вывернулся наизнанку и с силой упал на нечто, которое совсем недавно почти уже победило. И ничего не было. Ни визга умирающей Твари, ни звука уничтожаемой плоти. Ни-че-го. Темный силуэт просто потерял свои очертания и как-то сложился, превратившись в бесформенную горку на земле…

Пришло облегчение.

Потом Семен не помнил уже ничего. Ни как вольды добивали уцелевших коссади, ни как собирали измученных людей. В следующий раз он очнулся в мерном, успокаивающем покачивании. Правда, перед пробуждением ему приснился какой-то бред. Как будто он, как ребенок, лежал на руках у торка, и тот укачивал его, довольно мурлыча что-то на своем языке. Немного оклемавшись, Точилинов понял, что бред и не думал заканчиваться. Он действительно лежал на руках у огромного торка, который, склонив к нему свою физиономию, перекошенную оскалом, по идее означающим улыбку, что-то умильно сюсюкал Семену. От такого подарка судьбы Точилинов вздрогнул и окончательно проснулся.

– Ой, крокодил, – вяло пробормотал он и попытался махнуть рукой. Вышло плохо.

Зато торк, поняв, что Семен уже вменяем, радостно осклабился еще шире, создав тем самым яркое впечатление: он искренне рад, что новое блюдо в меню пребывает в добром здравии и ему не придется кушать протухшее. Он аккуратно поставил Точилинова на землю, убедился, что тот может стоять без поддержки за шиворот, и радостным ревом оповестил округу:

– Теренс, твой ацекато (ацекато – птенчик, торкван) проснулся!

Со всех сторон к стоящим Семену и торку начали стягиваться люди и вольды. На их лицах явственно читались радость и восхищение. Семен честно поискал в памяти, за что им могли восхищаться, не нашел и решил подождать комментариев от подходящего Теренса. У того на лице наличествовала та же радость, перемешанная с восхищением.

– Рад приветствовать вас в мире живых, – глемм церемонно поклонился.

– Спасибо, – Семен попытался ответить тем же, покачнулся и схватился за вовремя подставленную лапищу торка. Тот для верности его еще и за плечи придержал. – Я, признаться, не понимаю причины столь бурной радости, но все равно приятно.

– Радость-то как раз вполне обоснованна. Уделать лапинаэира на моей памяти не удавалось еще никому. Обычно встреча с ним – это похоронная сага. А память у меня хорошая и очень длинная. Так что теперь про вас легенды будут рассказывать. А вот чего я никак не понимаю, так это как вы умудрились выжить, удерживая точку фокуса возвратного заклинания такого уровня. Пожалуй, мне стоит взять обратно свои слова о слабых халь Огненного Лепестка. Ладно, с этим потом. Баронства совсем рядом. Сейчас облобызаетесь со всеми, и двинемся дальше. Муритай, проследи, чтобы его сильно не тормошили.

Теренс, еще раз уважительно поклонившись, ушел в авангард отряда. Торк же, по-видимому теперь телохранитель и нянька Точилинова одновременно, решил вопрос очень радикально. Подняв огромный кулак, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его правоте, он зычным голосом возвестил:

– Радоваться с двух шагов. Всем понятно?

Всем стало понятно. По правде говоря, Точилинов был благодарен торку, поскольку в таком состоянии не был готов ни к каким проявлениям радости соратников. Несколько скованные комментарием Муритая, люди и вольды все же смогли донести до Семена свое восхищение. Ему аж неудобно стало. Борис на правах старого друга сунулся было поближе, но все тот же внушительный кулак торка, продемонстрированный уже под самым носом, остановил его порыв. Когда все закончилось, Муритай скептически оглядел Семена с ног до головы и неуверенно предложил:

– Ну что, ацекато, пойдем, что ли?