Магическая академия

— Куда пропала, сумасшедшая, — подбежала запыхавшаяся Эйси, — мы закончили с покупками, а тебя нигде нет. Обегали всю торговую площадь.

— Простите, ребят, но мне срочно нужно к М…. ммм…. К Дариэну в Черно-белый замок. Мы с Дорном там кое-что делали, и я напортачила с заклинаниями.

— Ты встретила преподавателя по защите? — Спросила Дора, боязливо оглядываясь.

— Нет, кое-кого из слуг. Дариэн очень сердится и мне нужно вернуться и исправить ошибку.

Дорн и остальные подтянулись и окружили меня плотным кольцом. Если все более или менее поверили в мое вранье, то бытовик явно что-то подозревал. Он вызвался проводить к канатной дороге.

— Давай, Дрю, двигай уже. — Подтолкнул дракон. — Ты лишила меня возможности встретить свою судьбу, поэтому я очень зол на тебя сейчас.

— А почему ты решил, что эта самая судьба встретиться тебе на торговой площади и именно сегодня? — Спросила дракона, улыбаясь.

— Интуиция. — Буркнул Дорн и потащил меня за руку к выходу из ряда с павильонами. — У меня знаешь ли очень развита интуиция, и сейчас она мне подсказывает, что ты врешь, вот только зачем тебе это?

Бытовик молчал, сурово сдвинув брови и быстро сокращая расстояние до канатной дороги. Я тоже не прерывала нашей безмолвной стремительной прогулки, потому что была не в состоянии что-либо говорить.

Сначала расспросить Машу, выяснить, как в драконьем мире протекает беременность, что должны чувствовать драконицы, как вообще здесь проходят медицинское обследование и делают УЗИ? Мне необходима эта процедура, пока я не лишилась остатков разума и самообладания.

— Дорн, — спросила я дракона, — я толстая?

— Что? — Опешил тот и уставился на мой живот, но мне вдруг стало так стыдно и неловко, что я прекрыла его рукой.

— О, нет! — Протянул бытовик, наблюдая за моим жестом. — Так, значит, я был прав, Дрю? Нашелся дракон, который осчастливил тебя потомством? Все эти обмороки? Видения о новорожденных?

Я отругала себя последними словами и натянула на лицо улыбку.

— Нет, Дорн, ты ошибаешься.

Но дракон уже ухмылялся так, как будто знал гораздо лучше меня, что происходит.

— Знаю я эти материнские инстинкты. Вы же чуть что руками закрываете свой живот, я же сестру всю беременность видел, знаю. — Похвастался Дорн, а потом вдруг нахмурился. — Одного не пойму, зачем тебе в Черно-белый замок? Уж не наш ли преподаватель по защите помог тебе в этом. — Кивнул головой на мой живот и сжал кулаки.

— Нет, — пискнула я и сползла с сиденья на пол. Какая-то часть понимала, что нужно ехать к Маше, нужно все узнать и выспросить. А другая просила остановиться и сначала подумать, а потом уже принимать скоропалительные решения. — Ты прав, Дорн, мне не нужно туда ехать, давай вернемся к остальным.

Бытовик подтянул меня под мышки и усадил рядом.

— Ты же понимаешь, что я никому не скажу?

Кивнула головой.

— Ты так же понимаешь, что я всегда помогу и поддержу тебя.

Снова молча кивнула в ответ.

— И ты понимаешь, что я убью преподавателя по защите, если узнаю, что это он причастен к твоему положению.

Ну, хоть в этом вопросе я могу быть уверена.

— Он не причем, Дорн, я уже четыре месяца, как беременна.

И после того, как произнесла эти слова, почувствовала, как в животе зародилось тепло, сначала тлеющим угольком, а потом ярким горящим огнем, растекаясь по всему телу и даря такие неожиданные ощущения, что я снова приложила ладонь к животу и стала поглаживать его, прикрыв глаза.

— Материнский инстинкт. — Приобнял меня Дорн за плечи и устроил мою голову у себя на плече.

Глава четвертая Полет

Каждое утро, просыпаясь, я уверенно подходила к зеркалу, смотрела на свое отражение и говорила: «Все, сегодня я расскажу ему все!», а потом шла на занятие к Вольному и погружалась в такой хаос мыслей и чувств, что язык прилипал к небу и отказывался выдавать что-либо членораздельное.

В итоге, я всячески старалась избегать встреч с отцом ребенка, а когда он шел ко мне навстречу, сворачивала в любой попавшийся коридор или помещение и просто убегала. Я сама не могла объяснить, почему так веду себя, чего, собственно, боюсь. Это полностью его вина! Но меня продолжала точить мысль, что я несостоятельная мать, что в свои семнадцать я вообще не хочу и не готова быть ей. Что я не чувствовала этого ребенка четыре месяца, полных четыре месяца я абсолютна не понимала, что беременна, а, значит, я не могу быть родителем, я просто не могу!

Меня даже не пугала, а ужасала и парализовала мысль о будущем ребенке, о младенце, которого я должна родить и воспитать, хотя сама еще нахожусь на воспитании аж у двух семей. Неправильность того, что со мной происходило, никак не поддавалась каким-то разумным решениям, и я продолжала прятаться в свою раковину все глубже и глубже.