Профессор судорожно выдохнула и продолжила:
— Весь план был мне не известен. Если бы я знала, приложила бы все усилия к тому, чтобы уничтожить эту проклятую плесень. Но я не знала. В тот момент, когда я спустилась заполночь на человеческую кухню… знаешь, у них там кухонь две: одна под человеческий размер, вторая — под драконий.
Я знала, но даже не кивнула, выдавая это знание.
Впрочем, магистр едва ли заметила бы, продолжая рассказывать:
— Все ингредиенты для приворотного зелья я нашла. Мне так хотелось сделать ей больно, этой мерзкой гадине со столь прекрасным лицом. Меня просто несло на волнах злости, и казалось, мне все помогает — печь, вода, и даже шкаф выдает все нужное!
Не казалось. Я-то точно знала, что в драконьем замке есть духи воды, огня и даже шкафа… и поняла то, чего не осознавала профессор Нарски, — ей действительно помогали.
— Зелье замаскировала под «напиток красоты», который Ривэл требовала каждое утро, и, Милада, — магистр посмотрела на меня, — приворот подействовал. Подействовал сразу. Драконица, сонная и полунагая, вскочила и ринулась к окну, чтобы посмотреть, как там, внизу, Ирэнарн тренируется с двумя кривыми мечами. А я злорадно наблюдала за ней, отмечая и лихорадочный взгляд, и румянец на щеках, и то, как она судорожно кусает губы. Полагаю, именно в это утро прелестная драконица полюбила кого-то больше, чем себя! Нет, чувства к Ирэнарну у нее несомненно были, иначе приворот не подействовал бы столь интенсивно, но, похоже, до зелья себя она любила все-таки больше.
Магистр Мстислава выдохнула и устало добавила:
— О том, что Ривэл является посвященной в заговор, я узнала после. После того, как безумно влюбленная драконица отравила не Черного дракона, а собственного жениха… сведя этим на нет все усилия магистра Воронира.
Магистр умолкла на мгновение, а затем продолжила:
— Ирэнарн — великий дракон. Истинный Черный. Настоящий сын Правящего дома. Он не просто подхватил бразды правления, он сжал их железной рукой. Большая часть нашей диверсионной группы была схвачена сразу после покушения на Владыку, уцелели лишь я, магистр Воронир и крылатая соплячка, а шесть сильнейших из известных мне магов были казнены в ту же ночь. Затем закрыли границы. Нам банально повезло проскочить до того, как сомкнулся защитный контур.
Профессор вновь замолчала и совсем тихо произнесла:
— Их смерти на моей совести…
Потрясенная рассказом, я подалась вперед, охваченная стремлением поддержать, успокоить, заверить, что все не так, она ни в чем не виновата… но… но благодаря подарку воздушника лично я отчетливо увидела, как мигнул алым камень Правды, прикрытый иллюзией перстня с изумрудом. Профессор солгала. Все, что она рассказала до этого момента, было правдой, а вот последняя фраза — чистейшей ложью.
— Ты очень сдержанная, — вдруг произнесла магистр Нарски, — даже попытку выразить сочувствие сдержала. Почему?
И права на ложь у меня не было.
Пришлось говорить правду:
— Я сирота безродная, привыкшая к тому, что мое сочувствие никому не нужно, а многим даже противно.
Она глянула на перстень. Краем глаза, мимолетно, но посмотрела и, убедившись в том, что камень оставался все столь же черным и безучастным, задумчиво произнесла:
— У нас с тобой много общего, Милада.
Произнесено было как утверждение, но сама профессор так не считала — и алый отсвет камня Правды был прямым тому доказательством. А я вдруг как-то неожиданно подумала: почему магистр Аттинур его не носит? Кольцо — сильнейший артефакт, к тому же скрытый иллюзией, которую обычно вообще на камни Правды наложить невозможно… В следующий момент магистр Нарски сняла перстень, потерла отчетливый красный след на коже и надела кольцо на указательный палец уже левой руки… а я поняла жуткое — этот артефакт работал на крови. Буквально. И теперь у меня имелся уже только один вопрос: чего хочет от меня профессор?! Хочет настолько сильно, что решилась использовать откровенно опасный артефакт?!
И я приблизилась к пониманию, едва Нарски словно невзначай спросила:
— Кто излечил Гаррата?
Мне стало нехорошо. Ответ на этот вопрос мог дать профессору многое, слишком многое в понимании произошедшей ситуации, если я отвечу прямо. Потому что дать прямой ответ — значит сообщить, что находилась там в момент исцеления. Потому что, только увидев все своими глазами, я могла с уверенностью дать прямой ответ.
— Так кто? — Магистр теперь смотрела прямо на меня, не отрываясь, но держа руку так, что камень на перстне находился в поле ее зрения.
В горле пересохло. Я вдруг поняла, что очень хочу пить, но сказать об этом сейчас было бы ошибкой, мне и так казалось, что профессор сидит на вершине айсберга, а я переминаюсь с ноги на ногу, стоя на тонком льду, по которому уже начали расходиться трещины…
— В Долине драконов говорили о том, что брата излечил сам Ирэнарн, — осторожно подбирая слова, произнесла я.
И замерла под внимательным, очень внимательным взглядом магистра Нарски.
— В Долине? — невозмутимо переспросила, с ленцой в голосе. — А что по этому поводу думаешь ты?
Нервно сглотнув, ответила: