Магическая Трилогия: Спящая Красавица

— Ты хотя бы осознаешь, что твоя жизнь — это ее жизнь? Что тебя спасла ведьма, и если уж ты все еще нас так сильно ненавидишь, то ты должен убить себя, а не его? — Виктор махнул рукой на Саймона.

— Я всего лишь защищал тебя, — огрызнулся Иероним. Виктор почувствовал, что злость захватывает его все больше, переполняя его, проникая в каждую его мысль.

— Ты защищал меня? Да лучше бы ты умер! Пенелопа могла бы защитить меня лучше, чем ты! — Виктор схватил Иеронима за воротник и прижал к стене.

— Так убей меня, Гадатель. В чем дело? — прохрипел Иероним. Виктор прочитал в его мыслях отчаяние и пустоту, но даже это не могло охладить его злобу.

— Теперь просто смерти тебе недостаточно. Я хочу, чтобы ты страдал, — Гадатель сделал шаг назад и сжал в руке Ловец, который Пенелопа отдала ему перед смертью. Решение пришло моментально, он сощурился и улыбнулся, и снова сделал шаг к Иерониму.

— Ты увидишь мир таким же, каким видим его мы. Станешь тем, кого ты так ненавидишь, — он надел на шею Иеронима Ловец и схватил Чистильщика за руки, чтобы тот не смог его снять, — Ты будешь Частью Колоды.

— Что ты… — начал Иероним и запнулся.

И он, и Виктор отлично понимали, что сила маяка отозвалась на зов Гадателя, и теперь с каждой секундой в крови альбиноса будет все больше и больше магии. Виктор со злобным удовлетворением ощущал, как привычная холодность Чистильщика исчезает и ей на смену приходит тепло новорожденной магии, едва ощутимое покалывание на кончиках пальцев.

Иерониму не было больно или плохо. Ему не было и хорошо, он не испытывал ничего, просто менялся. Оттолкнув Гадателя, бывший Чистильщик попытался сорвать с себя Ловец, но тут же выпустил его и подул на пальцы. Виктор ощутил легкое жжение — это была боль Иеронима, обжегшегося об амулет.

Альбинос скривился и схватил Виктора за шею, толкнув того к стене. Гадатель почувствовал, что у него перехватывает дыхание, что вот-вот его настигнет очередной приступ кашля и попытался оттолкнуть руку Иеронима.

— Отмени свое заклятие, или я убью и тебя, — прошипел бывший Чистильщик и ослабил хватку, чтобы Гадатель мог говорить.

Но Виктор в ответ лишь рассмеялся.

— Как я не могу отменить действия этого заклятия, так и ты больше не можешь убить меня. Ты больше не Чистильщик и тебе придется с этим жить.

Он понимал, что его слова жестоки, что альбинос и так рано или поздно осознает свою потерю и будет мучиться из-за Пенелопы, но не мог ничего с собой поделать. Гадателю хотелось сделать Иерониму как можно больнее, заставить всю жизнь вспоминать Пенелопу и благодарить ее за ту любовь, что она ему подарила.

— Ты просто… монстр, — выдохнул Иероним, пятясь к двери. Похоже, он не мог решить, должен ли он скрыться, или остаться и снова попытаться заставить Виктора все изменить.

— Может так. И сейчас я собираюсь уничтожить это место, — выдохнул Виктор, — Уходи отсюда, Иероним. Уходи, успокойся и не показывайся мне на глаза как можно дольше.

Виктор понимал, что сейчас Иероним воспримет его слова как приказ, уйдёт по собственной воле и только через некоторое время осознает, что произошло.

И снова попытается его найти.

Иероним действительно послушался его. Он просто развернулся и не торопясь вышел, оставляя за собой кровавые следы. Виктор долго смотрел ему в спину не в силах понять, когда от него уйдут его иступленная злость и отчаяние.

Он слышал, как к нему подошла Грейс, обняла его со спины, уткнувшись лицом между лопаток, и тихо произнесла:

— Теперь все наладится.

В ее словах было столько всего — и боль потери близких, и попытка внушить Виктору веру хоть во что-то.

— Посмотри на меня, — она разжала объятия, и, когда Виктор обернулся, коснулась ладонями его лица, — Мир не будет тебя осуждать. Я не буду тебя осуждать. Твой отец не будет тебя осуждать. Тебя все поймут.

— Я мог спасти ее, — ее лицо показалось Виктору мутным, размытым, и что происходит он понял, лишь когда Грейс коснулась пальцами его глаз и вытерла слезы, — Я мог ее остановить… — пробормотал он.

Виктору вдруг показалось, что весь мир взвалился ему на плечи, и стало все сложнее удерживать его. Упав на колени, он уткнулся лицом в живот Грейс и зарыдал не в силах больше сдерживаться. Он не мог открыть глаза и оглянуться, потому что вид мертвой Пенелопы разбивал ему сердце.

Грейс обнимала Виктора, гладила его волосы и молчала. Из всех людей мира она была единственной, кто нашел правильные слова, чтобы помочь ему, и теперь хранила тишину, больше не прерывая ее жалкими попытками успокоить Гадателя, а тот был благодарен ей за то, что она прижимала его к себе и не говорила ничего лишнего.

Виктор не знал, сколько они так простояли. Когда он немного успокоился, было уже темно. Они отнесли Пенелопу наверх и уложили в кровать, накрыв одеялом. Грейс причесала ее волосы, стерла кровь с лица, и напоследок поцеловала Медиума в лоб, словно благословляя ее сон.