Магическая Трилогия: Спящая Красавица

Цыганка не ответила. Она никогда не отвечала ему, если он говорил о любви, лишь улыбалась лукаво и целовала в скулу, привстав на цыпочки. Виктор знал, почему она так поступает, но всё ещё втайне надеялся, что однажды услышит положительный ответ.

Тристана взяла его за руку и потянула за собой в круг. Она хотела, чтобы он танцевал с ней, ведь только он мог танцевать хотя бы немного так же волшебно, как она…

Проснувшись, Виктор по инерции протянул руку назад. Он еще даже не открыл глаза, но уже оборачивался в надежде, что обнаружит рядом с собой ее — Тристану. Он надеялся увидеть ее спокойное лицо, разметавшиеся по подушке черные волосы, услышать тихое дыхание. Но ее не было, как, впрочем, не было и Аурики.

Виктор сонно потер глаза, думая, что так быстрее проснется, перевернулся на спину и уставился в потолок.

Если бы ему нужно было описать Аурику парой слов, он называл бы ее Феей-крестной из сказок. Она была доброй, от нее исходило тепло, и она предугадывала его мысли. Она согласилась играть по его правилам, и им обоим это нравилось.

Виктору было так легко в эту ночь, словно он приехал не ради работы, словно он никогда не знал Тристану, и вся его жизнь была сплошным праздником. Может быть, это был алкоголь, а может то, что Аурика не ждала от него обещаний, ведь она и сама не могла ничего обещать. Гадатель был благодарен ей за эту ночь, и за то, как незаметно она исчезла. Аурика ушла, пока он спал, оставив после себя бутылку виски, скомканные простыни и едва уловимый аромат цветочных духов.

Он нехотя встал и быстро оделся. В номере сквозило, и Виктору было холодно, но это был не тот холод, что вчера сковывал его изнутри. Он потер руки и подышал на ладони, пытаясь их согреть, после чего заказал себе завтрак в номер и принялся распаковывать сумку.

Он перепроверил целостность глиняного пентакля, остроту короткого ножичка, не потрескался и не оплавился ли воск, из которого были сделаны свечи, а после просто оставил это всё беспорядочно лежать на журнальном столике. Затем Виктор вытащил из сумки пару книг и записную книжку, а уже после этого — одежду, которой начал заполнять шкаф. Он не знал точно, сколько времени проведет здесь, но даже если немного, то всё равно готов был сделать все, чтобы эти комнаты перестали быть настолько чужими.

Лет до восемнадцати он любил путешествовать. Ему нравилось наблюдать за людьми разных менталитетов, учить языки. Он рос в разных странах, видел разные вещи, учился, гулял и узнавал новое. Он наблюдал за местными, но никогда не общался с ними много.

Потом он познакомился с Тристаной, и путешествия стали его утомлять. Ведь с ним не было ее, а без нее все казалось таким пустым и блеклым. Несмотря на цыганскую кровь, девушка предпочитала кочевой жизни и фургонам городские огни и домашний уют, чем зачастую вызывала недовольство даже у своих родных. Он лишь однажды смог уговорить ее поехать с ним, они прожили несколько месяцев в Амстердаме, а после произошел очередной разрыв. Виктор тогда думал, что потерял ее навсегда, хотя он и убеждал себя, что все еще можно повернуть вспять.

Теперь он снова полюбил дальние поездки — это была отличная возможность сбежать от старых воспоминаний, общих знакомых, от всех, кто сочувственно хлопал его по плечу, говорил слова утешения, но каждый раз отводил взгляд.

Единственное, что утомляло его теперь в путешествиях, это ощущение чужеродности. Он словно не мог привыкнуть к новому месту. Постоянный порядок в номере, чистая пижама в ящике, заправленная постель — все это постоянно напоминало ему, что он просто в гостях. Его дом далеко отсюда, в стране туманов, и сейчас ему там не место.

Виктор искренне завидовал мистеру Льюису и восхищался им. Старик обладал способностью воспроизводить атмосферу домашнего уюта и тепла, словно он был улиткой и носил все это с собой постоянно. Виктор так не мог и даже не был уверен, что когда-нибудь сможет.

Заполнив одеждой шкаф, Гадатель взглянул на свое отражение в зеркале и как-то разочарованно улыбнулся. Тяжелый перелет сказался на нем, и теперь он выглядел уставшим, но это должно было вскоре пройти. К тому же за время, прошедшее после расставания с Тристаной, он осунулся и слегка побледнел. Это была не болезненность, а скорее что-то, напоминающее переутомление. Но он мог сейчас выглядеть и ужаснее, если бы не Аурика.