Магические числа

Амос чинил нарту, пристроившись у ярко горящего костра. Чейвынэ занималась исконно женским делом – с помощью каменного скребка, насаженного на деревянную ручку, очищала нерпичью шкуру.

– Амын етти! – приветствовал гостя Амос. – Какие новости?

– Новостей особых нет, – степенно ответил Кагот, присаживаясь на китовый позвонок и развязывая мешок с подарками. – Вот кое-что принес вам и ребятишкам. Он подал мальчику и девочке по конфете, а остальное Чейвынэ. – Счету меня начали обучать.

– Счету? – переспросил Амос. – Для чего это?

– Ну, для того, чтобы знать число вещей.

– Много вещей у тебя завелось?

– Не так чтобы много, но кое-что есть, – ответил Кагот. – Но счет не для этого.

– Ты говорил, что тангитаны все меряют, – сказал Амос. – Им это для чего-то надо. А тебе зачем? Тоже мерить будешь?

– Может, и придется, – туманно ответил Кагот. – А разве русский учитель не учит счету?

– Вроде бы учит, – вспомнил Амос. – Но это так, баловство и развлечение для детей.

– У меня это серьезно, – сказал Кагот. – И чувствую, что за этим большое дело…

– Может быть, и так, – кивнул Амос, отодвигая в сторону нарту. – Чейвынэ, уж коли свежий чай появился, давай-ка попьем.

За чаем разговор продолжался. Амос рассказал о подвижках льда на границе припая и дрейфующих ледовых полей и снова вернулся к делам в становище.

– Все хорошо было бы с этим учителем, но странный он человек, – заметил Амос.

– Да, – кивнул Кагот, – Я это тоже почуял: он так и спит в гос-тевом пологе, не переселился в большой.

– Но главное в другом: он все время манит.

– Куда манит? – заинтересовался Кагот.

– В будущее, – многозначительно ответил Амос, – О чем бы ни зашел разговор, он все переводит на будущее. Будто только-только началась жизнь и все самое главное, самое интересное, самое красивое. – впереди!

– Это интересно…

– И будто это новое начало жизни совсем рядом. Как только уйдут льды, сюда приплывет большой пароход…

– Я слыхал от проезжающих, возле мыса Сердце-Камень во льдах зимует какой-то пароход…

– Не тот, – махнул рукой Амос. – Придет большой пароход, на котором привезут деревянные яранги для школы, больницы, для ловли слов…

– Для ловли слов? – переспросил Кагот и догадался: – А, это радио! Амундсен послал своих в Ново-Мариинск, что в устье реки Анадырь, чтобы через тамошнюю станцию отправить новости на родину. Вот только нам – то зачем такая станция? Кому мы будем так далеко отправлять новости?

– Першин говорит, что таким путем сюда скорее дойдет ленинское слово.

– Ленинское слово? – с удивлением спросил Кагот. – Неужто у него и для нашей дали есть слова?

– Першин говорит, – продолжил Амос, – что Ленин совсем простой человек, вроде нас с тобой.

– С виду-то он, может быть, и вправду похож на простого человека, но главное – какая сила у него внутри, – со значением проговорил Кагот. – Уговорить бедных людей – это непросто, – задумчиво продолжал он, мысленно представив толпу оборванных, невеселых людей, а на некотором возвышении Ленина, который обращается к ним со своим словом.

– Но уговорил же! Солнечного владыку скинул! – сказал Амос. – И в наши края своих людей послал, – добавил Кагот.

– Интересно, конечно, каково-то все будет на самом деле, – задумчиво проговорил Амос. – Скажу тебе, Кагот, по мне, чем чуднее а неожиданнее, тем лучше!

– Это почему?

– Потому что злые духи – кэльэт – совсем запутаются и не найдут меня. Нынче я чувствую в себе большую силу, много больше, чем до той поры, когда тонул. Признаюсь тебе, Кагот, зачал я дитя… Вот как! – Он скосил глаза на усердно работающую Чейвынэ. – Чейвынэ! – окликнул он жену. – Отдай-ка Каготу пару свежих нерпичьих печенок! Пусть угостит тангитанов на корабле! Першину тоже нравится печенка. Но больше мороженая, сырая. Умкэнеу повадилась ходить к нему и толочь для него печенку. Совсем сдурела девка, прямо льнет к нему, проходу не дает.

– Созрела, наверное, – высказал догадку Кагот.

– Так ведь тангитан не берет ее, – заметил Амос. – Непонятно: и Каляну не взял и от Умкэнеу отворачивается…

В яранге у Гаймисина у костра сидела Умкэнеу и толкла в каменной ступе.

– Кыкэ вай, Кагот! – обрадованно воскликнула она и крикнула в полог: – Кагот пришел!

– Тангитану толчешь? – Кагот кивнул на ступу.

– Ему, – вызывающе ответила Умкэнеу. Ей было жарко, и она сняла один рукав мехового кэркэра, обнажив вполне сформировавшуюся смуглую грудь с темным, почти черным сосочком.

Из полога высунулся сначала Гаймисин, за ним показалась и его жена Тутына.

– Какие новости на корабле? – спросил слепой.

Он внимательно выслушал то, что Кагот уже рассказывал сначала в яранге у Каляны, затем у Амоса. На сообщение об обучении счету Гаймисин заметил:

– Любят они считать… Это у них, видно, в крови.

– Мы тоже счету учимся! – встряла в разговор Умкэнеу.

Видать, в этой яранге строгий обычай, предписывающий женщине не вмешиваться в разговор мужчин, не соблюдался. Умкэнеу держала себя так, будто она взрослый человек, хозяйка.