Магические изыскания Альмагии Эшлинг

Увы, как он ни бился, ему не удалось высечь ни единой искры подлинного чародейства. За мелочами господин Эшлинг не видел главного.

Показательна была история с безъязыким хрустальным колокольчиком – фамильной реликвией Монов из «Монлинна», полученной господином Эшлингом в качестве приданого его супруги и, согласно легенде, наделённой древней магией. Господин Эшлинг преисполнился уверенности, что стоит лишь починить колокольчик, приделав ему новый язычок, – и всё сладится. Навёл справки о стеклодувном и ювелирном деле, приобрёл несколько схожих колокольчиков, образцы хрусталя, серебряные цепочки, инструменты… Теория была изучена, руки – кое-как натренированы опытами с «запасными» колокольчиками, и господин Эшлинг рискнул приступить к таинству. Однако его усилия не были вознаграждены: оказалось решительно неясно, как чинить реликвию и не сломать её при этом окончательно. Господин Эшлинг так и не сумел дать голос немому колокольчику – только добавил ему царапин. Переборов себя, посовещался с антикваром – и услышал, что колокольчик невосстановим, да и восстанавливать его нет резона: колокольчик вовсе не выглядел древним, ему было от силы четыре десятка лет – в конце прошлого века подобные безделушки как раз были весьма популярны, и именно с таким узором, поглядите-ка, милостивый господин, заместо вашего сломанного отчего бы вам не приобрести вот этот или вон тот исправные, такие же, ничуть не хуже…

Кругом обман. Кругом разочарования. И однажды упрямое сердце господина Эшлинга не выдержало груза обид.

* * *

Само собой, Альма не наследовала отцу: лишь в немногих семьях – тех, чьи корни были сидрийскими, – закон, следуя традициям Сидрии, дозволял женщинам вступать в права наследования наравне с мужчинами.

Наследником покойного господина Эшлинга должен был стать его кузен – о котором не было известно ничего, кроме того, что его дед, младший брат деда господина Эшлинга, когда-то, так же не имея оснований претендовать на наследство, в поисках лучшей доли отправился к морю, в портовый город Морирол, где сперва нанялся на корабль матросом, а затем, подрастя в звании, отслужив своё и скопив кой-какой капиталец в придачу к назначенному отцом содержанию, обосновался на суше, купил трактир, женился и произвёл на свет потомство.

Впрочем, юридическо-генеалогическими тонкостями занимались поверенные, а молодой госпоже Эшлинг было не до того.

Хотя до чего ей вообще было дело? Она не пролила над отцом ни слезинки. Не рыдала, не стонала, не заламывала руки, не падала в обморок – даже когда гроб опускали в землю. Знай себе гуляла с утра до вечера, глядя не пойми куда, – как обычно.

Слухи, утихшие давным-давно, теперь возобновились: поговаривали, молодая госпожа Эшлинг не человек. Или просто бесчеловечна.

Когда она была мала, злые языки твердили, что Альмагия Эшлинг – вовсе не Альмагия Эшлинг, а самый что ни на есть подменыш. Откуда взялись эти домыслы? Ведь ребёнок не отличался экстраординарным аппетитом, не капризничал сверх обыкновенного, даже наоборот, если уж на то пошло, был скорее тихим, чем громким. И всё же люди замечали – или верили, что замечали, – в малютке Эшлинг какую-то инаковость, чуждость.

Однако животные не чуяли в ней угрозы, никаких необъяснимых явлений или пропаж не происходило, а когда всё-таки случилось таинственное исчезновение свежих – с пылу с жару! – коричных плюшек прямо из-под носа у кухарки, то виновным, как вскорости выяснилось, оказался её же собственный сынишка-сорванец вместе с хитроумным приятелем.

Когда Альмагия Эшлинг переступила невидимую грань, отделявшую девочку от девушки, поток злословия окончательно иссяк: раз молодая госпожа не сбежала раньше, то теперь уж точно не сбежит.

Дело в том, что подменышей звал лес. Некоторые исчезали, едва научившись ходить; иные – чуть погодя. Но ни разу не бывало такого, чтобы подменыш вошёл в пору, оставшись в доме своих не родных родителей.

Во всяком случае, так гласили предания. Те предания, которые народ Бонегии давным-давно перестал воспринимать всерьёз. Но полвека назад вернулась магия – а вместе с ней вернулись страхи.

* * *

Почему Альма не лила слёз по отцу? Потому что не чувствовала горя. Она чувствовала лишь пустоту.

Пустым казался и дом – лишившийся старого хозяина и пока не обрётший нового. Альма не ощущала себя его хозяйкой, да и не была ею; до сей поры они с домом, скорее, сосуществовали, оба покорные воле господина Эшлинга. Теперь их связь исчезла.

Внешне ничто не изменилось: всё тот же полный штат слуг (слишком большой для двух господ, но господин Эшлинг упрямо содержал всё так, как было при его отце, а до того при его деде. И ежели ему вдруг казалось, что слугам нечем заняться, то он немедля придумывал для них занятие – не важно, была в том взаправдашняя нужда или нет), всё тот же распорядок, всё та же обстановка, всё те же кушанья.