– Это наша столовая, – ткнула я пальцем в сторону арки и добавила: – Без двери.
– Когда обед? - полюбопытствовал Геар.
– С часу до трех, но лучше не рискуй.
– Не советуешь?
– Охота,конечно, пуще неволи. Если вдруг не удеришьcя,то у меня в комнате припрятана бутылочка с укрепляющим, – жизнерадостно объявила я и указала: – Обрати внимание, окно академии Дартмурт.
– Без витража, - с трудом сдерживая улыбку, заметил еар.
– Что-то нам не везет с архитектурой… Можем вернуться, полюбуешься портретами и их рамами. В конце галереи есть пара пейзажей из королевской сокровищницы.
– Рамы дорогие?
– Не думаю, - изображая серьезность, покачала я головой. - Все ценное запертo в ректорском кабинете, но туда на экскурсию тoчно не пустят.
Неожиданно над нашими головами запорхала бумажная птичка. Геар ловко перехватил записку и покрутил в руках.
– Тут написано «Ведьме Эден».
– Очень оригинально, - буркнула я и, забрав послание, спрятала его в карман мантии.
– Прочти, вдруг что-то срочное.
– Было бы срочное, пришли бы лично. Махнем в главный холл? Я покажу cтяги факультетов и парадные двери. Не подумай, что это намек выметаться из замка.
– Почему тебя называют Ведьмой? - все-таки не удержался Геар от ожидаемого вопроса.
– Потому что у людей в Дартмурте плохо с воображением и еще хуже с чувством юмора.
Гости все еще прибывали. Парадные двери постоянно распахивались,и злой сквозняк трепал разноцветные стяги. «Информационные столбы» по–прежнему послушно держали деревянные указатели и подсказывали растерянным посетителям дорогу.
– Того, кто синий, покусал кустик, – кивнула я на Кэпа, что-то терпеливо объясняющего двум девушкам. Судя по тому, что шевелюра перестала радовать глаз ярким колером и выцвела до серo-сизого, он все-таки решился помыть голову моим эликсиром. Выглядел бедняга так, словно над ним поиздевался нетрезвый ученик парикмахера.
– Он поэтому посинел? – полюбoпытствовал Геар.
– Посинел он раньше, - вынужденно призналась я.
Тут Кэп заметил меня в компании амбала , любующейся местной архитектурой: мраморным полом, стягами, живыми указателями,и затравленно огляделся по сторонам, словно ища спасения. Но куда деться, если приказали изображать говорящий столб? Правильно, продолжать в том же духе. Общественная деятельность такая нервная штука!
– Чем закончилось нападение?
– Как видишь: синий успешно выжил, но заработал фобию перед комнатными растениями.
– Я о твоем ручном демоне.
– А кустик по–прежнему злобствует, - пожаловалась я человеку, который видел зубастика в действии и даже слышал душераздирающий вопль искусанной хвостатой жертвы. - Мне кажется, у него начался переходный возраст.
Я огляделась по сторонам.
– Если ты уже восхитился парадным входом, то поднимемся по лестнице и полюбуемся дверьми аудиторий?
– Я бы лучше навестил куст. - Геар смотрел мне в лицо прямым немигающим взглядом.
Знаете, в короткий список моих добродетелей никогда не входили ни застенчивость, ни стыдливость, но после неожиданного предложения я вдруг ощутила и то,и другое. Щеки вспыхнули. Перед мысленным взором вдруг появилась листовка с новым графическим романом, где я выступала в роли соблазнительницы ничего не подозревающего, абсолютно невинного бугая,и что-то стало совсем нехорошо.
– Она сейчас оторвется, - иронично проговорил Геар.
– Прости?
– Пуговица, - кивнул он.
Я осознала , что пo-глупому нервно крутила пуговицу на вороте мантии и поспешно опустила руки. Выпуклый костяной кругляш жалко повис на одной ниточке.
– Знаешь, ниса, пожалуй, посмотреть двери аудиторий – отличная идея, – попытался сгладить чудовищную неловкость парень. – Уверен, дверные коробки в учебном корпусе – произведение искусства.
– Окна тоже ничего, - согласилась я. – И светильники на стенах – выше всяких похвал. Уверена, что ты оценишь…
Пуговица свалилась аккурат мне в руки. Гладкая мантия распахнулась, открывая строгое платье с круглым белым воротничком. Уверена, я выглядела нем заучкой из женского монастырского пансиона.
– Одну секунду, – быстро проговорила. - Сейчас подштопаю и пойдем любоваться коридором.
Геар наблюдал за действием высшей магии с живым интересом человека, не успевшего прочувствовать рано заснувший дар, а потому приходящего в трепет от любых, даже самых простых, заклятий. Пришивать пуговицы и латать прорехи умел любой уважающий себя маг. Кроме Дживса.
По черной поверхности пуговицы, украшенной гербом Дартмурта, пробежали голубоватые искры. Свисающая нитка дрогнула, как живая, сама собой скользнула в пуговичное ушко и резко, словно вдетая в тонкую иглу, вошла в мягкую ткань.
– На «приветы» не отвечаешь, записок не читаешь. Важные дела? – прозвучал рядом ледяной голос Илая.