До комнат для переодеваний оставалось рукой подать, всего лишь спуститься по лестнице, но на середине пути случилось непоправимое! Конечно, непоправимое без сапожника. На правой туфле сломался каблук, а он, между прочим, даже не шатался, в отличие от левого. Я не нырнула под ноги гостям только потому, что Илай крепко держал меня за руку и сумел предотвратить неизбежное падение.
– Да твою ж! – не обращая внимания на зрителей, в сердцах выругалась я. – Каблук сломался!
Туфли пришлось снять.
– Ты же не собираешься бежать босой? – почему-то возмутился напарник. – Простудишься.
– По-твоему, бег по сугробам сделал меня здоровее? – ощетинилась я.
– Почему ты на меня злишься? – обалдел он. – Сама решила сигануть из окна!
И ведь не поспоришь! Пыхтя, как забытый на очаге чайник, с гордым видом я пошлепала к лестнице. Хотелось бы сказать «пошагала», но – нет – пошлепала пятками по мраморному полу, не чувствуя ног от холода и оставляя за собой влажные следы, как воскресшая утопленница из страшных сказок.
Форстад в два счета нагнал меня, с неожиданной легкостью подхватил на руки.
– Я же тяжелая! – вскрикнула от изумления.
– Да вот именно, Эден! Виси тихо и не дергайся!
Честное слово, это самое неромантичное, что я слышала в своей жизни! Обычно герои любовных романов начинают нашептывать даме на ухо, мол, не переживай, мое невесомое облачко, ни при каких обстоятельствах ты не отобьешь зад о твердый мраморный пол. В крайнем случае постелюсь как коврик, упадешь на мягкое – не зашибешься.
– За шею обними, – процедил этот «герой любовного романа» через рваное дыхание.
Я неловко подняла руку, забыв про туфлю, огрела Форстада по макушке, на что услышала пару нелестных комментариев, и съежилась, мечтая стать легче весом. Сидела у него в руках тихо, как мышка, представляя себя пушинкой. Подозреваю, что он тоже воображал меня перышком. Однако, если судить по окаменевшим мышцам и напряженной жиле, вздувшейся на шее, представлять мы могли что угодно, но даже силой коллективной мысли превратить меня в невесомое облачко нам не удавалось.
На лестнице стало страшненько упасть, и я запротестовала:
– Илай, отпусти! Ты меня уронишь.
– Не бойся, – крякнул он. – Быстро поднятое уроненным не считается.
Оставалось только зажмуриться и помолиться академическим богам, чтобы поднимать меня не пришлось. Не доходя нескольких шагов до женской раздевалки, он все-таки опустил меня на пол. Я неловко потопталась и ляпнула первое, что пришло в голову:
– Спасибо, что… кхм… донес и не уронил. Надо переодеться.
Только развернулась, как Илай сжал мой локоть и тихо остановил:
– Аниса…
– А?
Он молчал, не двигался, тискал мою руку. Лицо было сосредоточенным и замкнутым, на скулах ходили желваки. Я остро чувствовала прикосновение, не знала, куда девать глаза, и почему-то чувствовала себя ужасно суетливой, хотя даже не шевелилась.
В тишине были слышны неуместные звуки: веселые девичьи голоса из-за двери, треск разгорающегося светильника. Илай быстро облизнул губы, приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но в коридорчике прозвучал резкий голос Армаса:
– Это дом свиданий?
Я отпрянула на шаг, поспешно освободилась от руки парня. Подозреваю, что со стороны мы выглядели похожими на северных оленей: заснеженные, обалдевшие и потрепанные. Разве что ветвистых рогов между покрасневших от мороза ушей не хватало.
– Добрый день, господин магистр, – издевательски проговорил Илай, совершенно не испугавшись ледяного взгляда.
– Мы спасали Дживса от отравления! – выпалила я, жалобно прижимая к груди испорченные туфли.
– Насколько я могу судить, спасти не удалось, и вы закопали тело в сугроб, – выгнув бровь, резюмировал Армас. – Форстад, ты тоже был в деле? Нужно готовить алиби?
– Дживс по-прежнему отравлен… – воскликнула я и замялась. – В смысле, он жив, хотя лопаты мы, конечно, нашли… Магистр Армас, можно идти переодеваться, а то очень холодно?
– Холодно? – вкрадчиво повторил он.
– И мокро.
– У вас три минуты, чтобы стало сухо и тепло, – объявил он.
Опустив голову, я прошмыгнула в раздевалку с узкими шкафчиками и длинными лавками. Девчонки обернулись, едва открылась дверь. Тильда шнуровала ботинки и резко подняла голову.
– Вы с Геаром лепили снежную крепость?! – взвизгнула она. От удивления очки съехали на кончик носа.
– Нет!
– Он просто вывалял тебя в снегу?
– Да нет же! Геар давно уехал.
– Тогда кто? Это был Мажор, да? Скажи, он? Больше некому!
– Умоляю, не заставляй меня переживать этот позор второй раз, – пробормотала я и едва не подпрыгнула, как в дверь настойчиво постучали, напоминая, что три минуты совсем скоро закончатся, а кое-кому по-прежнему сыро и зябко.
Следить за прохождением лабиринта из темноты оказалось ужасно странным. Испытание началось с истеричного возгласа: «Ох, свет просто погас, а я подумал, что у меня глаза лопнули!», а закончилось воплями: «Мы знаем, за нами следят! Дайте подсказку, а то мы проигрываем!» Подсказывать или вмешиваться наблюдателям категорически запрещалось, даже если участники вздумали бы пригрозить палкой. Впрочем, палок в лабиринте не было, сама проверила.