На площади для вылетов, освещенной магическими фонарями, гуляли пронзительные ледяные ветра, а народ, словно нарочно, поднимался по трапу медленно, как длинная гусеница. Я успела налюбоваться и на то, как носильщики загружали в трюм дорожные сундуки, и на маленькую вертлявую собачку в руках дамы впереди. Надо сказать, на очень чудную собачку в горошек, просто как спина Дживса во время испытания. Зверушка все время норовила вырваться из рук хозяйки и смотаться в далекие дали, видимо, чувствуя, что на земле шансов на выживание больше, чем в летающей посудине.
– Буся, не вертись, – манерным голосом дама призывала питомца к порядку, но тот, как любое умное животное, прислушивался исключительно к инстинктам.
Сказать откровенно, я от души понимала пятнистого Бусю: мы-то поднимались на корабль по собственному желанию, а его никто не спрашивал. И то, что инстинкты заставляли песика бежать, прямо сказать, напрягало.
– Замерзла? – тихо спросил Илай.
– Нет.
На самом деле меня потряхивало, но не столько от холода, сколько от нервов.
Наконец мы взошли на корабль, спрятавшись от ветра, и спустились на нижнюю палубу, представляющую собой зал с редкими круглыми окнами и широкими лавками для пассажиров. Парни убрали багаж в открытые глубокие полки, нависающие над головами. Мы заняли свои места. На соседнюю скамью уселась семья из четырех человек: мать в черной шляпке и завязанной на груди крест-накрест шали, полноватый отец, по виду гораздо старше супруги, и двое пухлых мальчишек возраста учеников младшей школы.
Едва юнги закрыли на засовы и опечатали заклятиями дверь, а на весь саркофаг – божечки! – корабль объявили о взлете, мать семейства громко, точно в манере Тильды, призвала:
– Помолимся!
Семейство дружно прикрыло глаза, опустило головы и, по всей видимости, принялось молиться. Корабль вздрогнул, отрываясь от платформы, и начал подниматься в воздух. Я слепо нащупала сидящего рядом Форстада и попыталась сжать его руку, но почему-то впилась в ногу.
– Все будет хорошо, – усмехнулся он, отдирая мои пальцы от своей брючины и заключая в теплый кокон ладони.
– Но помолиться не помешает! – грозно отрезала дама, хотя по всему было заметно, что летать она не боялась.
– Слышишь, не отвлекай хороших людей от благих дел! – прошипела я. – Если они сойдут на землю, то и мы тоже.
– Главное, чтобы они не вознеслись, – пробормотал он под нос.
Слухом дама оказалась не обделена, и с молящейся стороны донеслось категоричное:
– Во время разговора с богами следует хранить молчание!
– Согласен, – вздохнул Илай и, заработав суровый взгляд, поспешно исправился: – Я хотел сказать: воистину.
Корабль завис над землей. Сквозь изогнутый толстый кристалл, вставленный в оконце вместо стекла, я видела, как внизу блестели фонари. Посудина дернулась, с резким звуком расправляя крылья, и начался полет. Ощущения были странные, словно мы действительно плыли по воде. К счастью, морской болезни у меня не обнаружилось, хотя я была готова дать руку на отсечение, что всенепременно испытаю дивную гамму ощущений, раз уж таковая существовала в природе.
Сгустившееся во время взлета напряжение спало, пассажиры расслабились, заговорили, кто потише, кто погромче, некоторые надеялись ночью поспать. Свободных широких лавок было хоть отбавляй: занимай, разувайся и укладывайся, а если рост не позволяет, то можно и ноги поджать. Собственно, именно так поступили мужички, сидевшие перед нами.
– Помолимся на грядущий сон! – неожиданно объявила мать семейства, когда оно, это самое семейство, уже расслабилось и не ожидало подвоха.
Отец, видимо, придремавший еще в первом заходе, резко поднял голову и захлопал глазами:
– Рыбонька, да ведь только что…
– Забыл, что сказал духовник?
Судя по недоуменной мине мужчины, он вообще запамятовал, что у благоверной имеется какой-то духовник, но, видимо, относился к ее религиозным заскокам с ироничной терпимостью взрослого состоявшегося человека, поэтому вопросительно изогнул брови, намекая, что готов выслушать нотацию. Нотация ждать себя не заставила.
– Нет повода не помолиться! – напомнила мать семейства. – Думаешь, удачный полет упадет на нас с неба?
– Лучше пусть упадет удачный полет, чем мы, – вздохнула Тильда.
Осознав, какой каламбур выдала, женщина почему-то покосилась на Илая, хотя он молчал, потом недовольно цыкнула на детей и прикрыла глаза. Квартет притих, то ли задремал, то ли действительно принялся воздавать благодарности богам.
От плавных покачиваний корабля и духоты меня сморило. Я начала клевать носом и сквозь дрему почувствовала, как Илай подставил плечо, позволяя использовать его в качестве подушки.
– Мама, – прозвучал плаксивый голос одного из мальчишек, – мне есть хочется.
– И мне, – подхватил второй.