– Легко вам говорить, – жалобно проговорил Виталий, – вы не представляете, как здесь ужасно…
– Ничего страшного. Потерпите!
– Вот как? – Виталий пристально взглянул на Лизу и перешел на шепот: – Вытащите меня отсюда… я знаю, вы все можете! Вытащите! Иначе я…
– Иначе вы – что? – сухо переспросила Лиза.
– Иначе я все… все расскажу о вас! О вас и о… они подводят меня под убийство, говорят, что если я сознаюсь, то срок будет меньше. Дескать, суд учтет добровольное признание и все такое. У них нет больше никаких подозреваемых, а против меня имеются улики. Но я не пойду на зону, это точно, так что я расскажу им, у кого был мотив убить Канарского. Убить, чтобы завладеть камнем…
Тут же он осознал, что так говорить или даже думать нельзя, если он хочет остаться в живых.
– Я буду молчать… молчать… – поспешно выпалил он, стараясь загладить свою вину. – Я никому не скажу ни слова!
– Конечно, не скажете! – Лиза перегнулась через стол и положила руку поверх его руки, при этом чуть царапнула его длинным темно-красным ногтем. – Конечно, вы никому ничего не скажете, я не сомневаюсь! Просто ждите и ведите себя хорошо, не болтайте лишнего – и мы сделаем все остальное! – И Лиза вызвала охрану, чтобы отконвоировать заключенного обратно в камеру.
По дороге в свою камеру Виталий мысленно метался от отчаяния к надежде, от надежды к отчаянию. То он думал, что всесильная Елена Юрьевна вытащит его из тюрьмы – ведь он нужен ей, чтобы заполучить чертов камень, – то понимал, что никто не станет за него бороться, что он никому теперь не интересен. Если эта сволочь Алиска подбросила ему пистолет, стало быть, она совершенно им не увлечена, но тогда… он боялся продолжать эту мысль.
Вдобавок ко всем его несчастьям саднила рука, которую поцарапала Лиза. Странно, когда он прежде ее видел, ему показалось, что у Лизы были короткие ногти…
Ну, наверное, это накладные ногти, которые она надела для полноты образа, когда переоделась адвокатом…
Лиза вышла из здания тюрьмы и пошла к своей машине. Звонок настиг ее уже в салоне, когда она аккуратно отклеивала накладные ногти и складывала их в маленький пластиковый пакетик. Она взяла телефон, только когда заклеила пакет и завернула его в еще один, обычный, из парфюмерного магазина. Затем убрала пакет в бардачок.
«Еще пригодится», – усмехнулась она про себя.
– Как дела? – услышала она голос Елены Юрьевны.
– Все в порядке, он не помешает, – ответила Лиза.
– Что ж, это был отработанный материал… – Лизе показалось, что в голосе ее работодательницы послышались нотки сожаления. Ну, разумеется, только показалось.
– Что делать дальше? – спросила она.
– Я скажу тебе позже, – послышался ответ, – приезжай.
Глядя в зеркало заднего вида, Лиза слегка усмехнулась. Неужели у всесильной Елены Юрьевны нет никакого плана и она в некоторой растерянности? Не может быть! Хотя…
Она даже оглянулась по сторонам, как бы опасаясь, что кто-то услышит такие крамольные мысли. Потом, не отвлекаясь больше, тронула машину с места.
На следующее утро охранник снова услышал стук в дверь камеры, где сидел Виталий Лапников.
– Вот не понимают люди намеков, – проговорил он обиженным голосом, направляясь к этой камере, – ведь намекнул же я ему вчера, чтобы не шумел, по-хорошему намекнул, а он снова…
Охранник распахнул форточку на железной двери камеры и раздраженно проговорил:
– Ну чего тебе надо? Что ты надрываешься?
Однако, к своему удивлению, в форточке он увидел не Лапникова, а его соседа по камере – толкового, спокойного мужика, хорошо понимающего тюремные порядки и никогда не создающего проблем администрации.
– Это ты, Винторогов? – удивленно проговорил охранник. – Вот уж от тебя не ожидал! Не думал, что ты будешь нарушать безобразия!
– Я не нарушаю… – испуганно отозвался Винторогов. – Я хотел ваше внимание привлечь, гражданин начальник!
– Привлек, – вздохнул охранник, – так в чем же дело?
– Сосед мой помер.
– В каком смысле, помер? – переспросил охранник.
– В смысле, скончался. Концы отдал.
– Кто разрешил?! – гаркнул охранник, печенкой чувствуя предстоящие неприятности.
Снова капитан Перченок находился в кабинете следователя. Только на этот раз он не стоял в виде жалкого просителя, а сидел, вольготно развалившись на стуле. Стул был жесткий, но капитан делал вид, что ему очень удобно.
Следователь Уткин же сегодня не изучал свои документы с деловым и чрезвычайно занятым видом, а почесывал затылок в некоторой растерянности.
– Ну вот, – вздохнул он, – приплыли.
Капитан почувствовал даже некоторое злорадство, поскольку начальство успело уже снять со следователя стружку. Он же, капитан, человек не то чтобы маленький, но его дело – найти подозреваемого и задержать. А за то, что с ним потом будет, капитан ни в коей мере не ответственен.
Однако все же утешение было слабым, а точнее, совсем никаким, поскольку точил и точил капитана маленький такой червячок, твердя, что в этом деле что-то нечисто.
Следователь Уткин таких сомнений был начисто лишен.