— На Востоке я изучала все стили, но не останавливалась надолго ни на одном из них, — сказала она, будто собираясь улыбнуться. — Когда мы приедем ко мне, я с удовольствием покажу их тебе.
Остаток пути мы прошли в тишине. Придя на то место, где стояли машины, я села за руль и ждала, что скажет Клара.
— Что ж, трогаемся, — отозвалась она. — Я буду ехать впереди и показывать тебе дорогу. Ты как любишь ездить, быстро или медленно, Тайша?
— Как черепаха.
— И я тоже. Жизнь в Китае отучила меня от спешки.
— Можно задать тебе вопрос о Китае, Клара?
— Конечно. Я уже говорила, что ты можешь без разрешения спрашивать у меня все что хочешь.
— Ты, наверное, была в Китае до Второй Мировой войны, правда?
— О да. Я была там в прошлой жизни. Полагаю, что ты в самом Китае никогда не бывала?
— Да, не бывала. Я бывала только на Тайване и в Японии.
— Конечно же, после войны там многое изменилось, многозначительно произнесла Клара. — Порвалась связь с прошлым. Теперь это совсем другая страна.
Сама не знаю почему, но я побоялась спрашивать ее, что она имеет в виду, и поэтому задала вопрос о том, как долго ехать до ее дома. Клара высказалась очень неопределенно, и это обеспокоило меня. Она лишь предупредила меня, чтобы я была готова к длительной поездке. Затем ее голос смягчился, и она отметила, что моя смелость определенно ее радует.
— Если кто-то ведет себя так беспечно с незнакомым человеком, — сказала она, — это свидетельствует либо о крайней глупости, либо о великом дерзании.
— Обычно я очень осторожна, — объяснила я, — но сегодня я что-то совсем на себя не похожа.
Это была правда, и чем больше я думала о своем необъяснимом поведении, тем больше мне становилось не по себе.
— Пожалуйста, расскажи мне побольше о себе, попросила она ласковым голосом, а затем подошла и стала рядом с дверцей моей машины, словно для того, чтобы вселить в меня уверенность.
И снова я обнаружила к своему удивлению, что начала рассказывать о себе всю правду.
— Моя мать — венгерка, но из старого австрийского рода, — сказала я.
— Она встретилась с отцом во время Второй Мировой войны, когда они вместе работали в полевом госпитале. После войны они переехали в Соединенные Штаты, а затем отправились в ЮАР.
— Что они делают в ЮАР?
— Моя мать всегда хотела быть вместе с родней, которая проживает там.
— У тебя есть братья и сестры?
— У меня двое братьев, возраст которых отличается на один год. Старшему сейчас двадцать шесть.
Ее глаза были устремлены на меня. И с неожиданной легкостью я поведала ей обо всех своих горестных переживаниях, которые были заперты в моей памяти в течение всей жизни. Я сказала ей, что выросла в одиночестве. Мои братья никогда не обращали на меня внимания, потому что я была девочкой. Когда я была маленькой, они часто привязывали меня к столбу, как собаку, а сами бегали по двору или играли в футбол. Все, что я могла делать, это ходить туда-сюда, натягивая веревку, и смотреть, как они развлекаются. Потом, когда я подросла, я начала бегать за ними. Но к тому времени у них обоих уже были велосипеды, и я никак не могла за ними угнаться. Когда я начинала жаловаться матери, что бывало довольно часто, она отвечала, что мальчишки — это мальчишки, а я девочка и поэтому должна играть с куклами и помогать по дому.
— Твоя мать воспитывала тебя в традиционном европейском духе, — сказала она.
— Знаю, но от этого мне не легче.
Стоило мне только начать, как я уже не могла остановиться и продолжала рассказывать этой женщине все, что помнила о своем детстве. Я сказала, что с каждым годом все чаще оставалась единственным ребенком в доме, потому что братья часто ездили в путешествия, а позже поступили в колледж с проживанием по месту учебы. Я хотела, чтобы моя жизнь была полна приключений, но мать учила меня, что девочки должны застилать кровати и гладить белье. Забота о семье — это уже приключение, любила повторять мать. Женщины рождаются для того, чтобы подчиняться. Я была уже на грани слез, когда рассказывала Кларе, что, сколько себя помню, должна была прислуживать трем хозяевам-мужчинам: отцу и двум братцам.
— Это звучит впечатляюще, — заметила Клара.
— Это было ужасно. Я вырвалась из дому и решила держаться от него как можно дальше, — сказала я. — И конечно, жить с приключениями. Но вплоть до настоящего времени мне так и не удалось получить то, к чему я стремилась. Наверное, меня просто воспитали так, что я не могу быть счастливой и беззаботной.
Описав свою жизнь незнакомке, я почувствовала себя очень неуютно. Я перестала рассказывать и посмотрела на Клару, ожидая от нее реакции, которая либо устранит мое беспокойство, либо усилит его до такой степени, что я решу никуда с ней не ехать.
— Что ж, кажется ты умеешь делать хорошо только одно, и поэтому предаешься этому занятию сколько хочешь, — сказала она.
Я думала, что она имеет в виду мое увлечение живописью и графикой, и была вконец раздосадована, когда она добавила:
— Все, что ты умеешь делать, — это жаловаться на СВОЮ ЖИЗНЬ.
Я плотно сжала пальцами ручку дверцы кабины.
— Неправда! — запротестовала я. — Кто ты мне, чтобы говорить так?!