Магический спецкурс. Второй семестр

— То есть ты один из тех магов, которые теоретически могут привести демона в наш мир?

Наверное, я спросила это как-то не так, потому что по его лицу пробежала тень, словно я его чем-то очень сильно задела. Или просто эта перспектива очень его пугапа.

— Теоретически, — сдержанно согласился он.

— А нет способа как-то это отменить? — с надеждой спросила я. — Разорвать связь, свести метку?

Он рассмеялся, но как-то принужденно, покачал головой.

— Нет, нельзя. Это не татуировка, которую можно свести. Эта метка выжжена внутри, на моем магическом потоке. Ее появление на теле вторично. Единожды темный маг — навсегда темный маг. Обратной дороги нет. Все не так ужасно, — торопливо добавил Норман. — Со временем учишься дистанцироваться, возводишь внутри себя стену. Воздействие перестает быть таким сильным. Оно не исчезает, но это как… как боль. Чем чаще ты ее испытываешь, тем больше привыкаешь. Начинаешь игнорировать.

Я не удержалась и коснулась руки, которая лежала на его колене. Я хотела дать ему знать, что мне жаль, но я боялась произнести эти слова вслух: жалость он не терпел так же, как и сочувствие. Либо он не понял мой жест, либо задумал свой вопрос еще до нашей встречи сегодня и все-таки хотел получить на него ответ.

— Теперь, когда ты знаешь… Когда сама видела и чувствовала то, что происходит с темным магом, когда он пропускает через себя демоническую силу, что ты думаешь?

— О чем?

— Обо мне.

Я снова с удивлением посмотрела на него. Как и всегда, он сидел прямо, смотрел спокойно, выглядел невозмутимым, но я почти физически ощущала, что он волнуется. Я знала, как умеет биться его сердце, буквально захлебываясь ритмом, когда внешне он выглядит сдержанным и даже отстраненным. За своей призрачной улыбкой Ян Норман умел прятать любой ураган чувств.

Я бросила по сторонам осторожный взгляд, убеждаясь, что в этой части двора мы по-прежнему одни, а потом порывисто коснулась его губ. Лишь мгновение он оставался безучастным, но потом и сам не смог сдержаться: крепко обнял и с силой прижал к себе, целуя так отчаянно, словно боялся, что это в последний раз. Оторвавшись от него на несколько секунд, я уверенно прошептала:

— Теперь я восхищаюсь тобой даже немного больше. Ты самый лучший, самый замечательный и самый любимый. И ничто этого не изменит. Никогда.

Он снова привлек меня к себе и еще несколько минут мы позволяли себе безумие поцелуев в общественном месте и при свете дня под прикрытием одного лишь развесистого куста жасмина.

* * *

— Я же просил приходить только через кабинет, — недовольно проворчал Норман, втаскивая меня в свою гостиную и поспешно закрывая дверь.

— Твой личный кабинет закрыт, я проверяла, — я обиженно насупилась. — К тому же суббота, все равно учебный корпус пустой.

— Если мой кабинет закрыт, то это в некоторым смысле знак, — он скрестил руки на груди и посмотрел на меня своим самым грозным преподавательским взглядом.

А что я могла сделать? Прошлые выходные я провела дома, а неделя как-то не задалась. После нашего разговора во внутреннем дворе Норман даже пятничную тренировку предложил отменить. Как я могла не прийти к нему в субботу? Но и его недовольство я могла понять: в конце концов, он рисковал куда больше, чем я, вступая в эти отношения.

Я попыталась изобразить виноватый и одновременно с тем несчастный вид и спросила:

— Неужели ты совсем не рад меня видеть?

Шагнув к нему, легонько коснулась губами его губ, при этом держа руки за спиной. Суровая маска на лице заметно дрогнула, но я не остановилась на достигнутом. Мои губы на секунду прижались к его щеке, а потом сместились на изгиб шеи и закончили это короткое путешествие рядом с мочкой уха.

— Хочешь, чтобы я ушла? — прошептала я, хотя уже по его дыханию слышала, что он не хочет.

Мгновение спустя я оказалась прижата к двери, а мои губы — вновь очень заняты. Я обвила руками его шею, зарылась пальцами в короткие волосы на затылке, тихо радуясь тому, что он не всегда мог себя контролировать на сто процентов.

— Что ты со мной делаешь, Таня Ларина? — прошептал он, прервав поцелуй и касаясь лбом моего лба.

От тона, которым это было сказано, целый рой бабочек вспорхнул в животе. Пусть он ни разу не признавался мне в любви — во всяком случае, формально — в такие моменты я чувствовала его любовь каждой клеточкой тела.

— А что я с тобой делаю? — так же шепотом уточнила я.

Вместо ответа он снова поцеловал меня, как всегда предпочтя словам действия, а мне почему-то отчаянно захотелось все же спровоцировать его на слова. Я чуть отстранила его от себя и вопросительно посмотрела в глаза.

— Нет, ты скажи мне, — прямо попросила я.

— Что ты хочешь услышать?

Я едва не застонала. Неужели пятьсот лет назад отношения между мужчиной и женщиной настолько принципиально отличались? Женщины не хотели слышать слов любви? Или мужчинам какие-то «законы чести» запрещали их говорить?

— Да хоть что-нибудь, — пробормотала я, отводя взгляд в сторону. — Что дало бы мне понять твое отношение ко мне.

Он отстранился сильнее, и я почти пожалела о том, что вообще начала этот разговор. Хотя когда-то же надо было.