– Дражайший Дипольд, милая Герда, прошу к столу, – паясничал, гарцуя возле повозки, Чернокнижник. – Надеюсь, вы не в обиде за подобную фамильярность и скромное походное угощение. Не стесняйтесь. Ешьте, пейте вволю. Вино – кстати, весьма рекомендую. Очень славное. Из специальных запасов. Гейнское. Вам, пфальцграф, должно особенно понравиться. Признаюсь, пока вы были без сознания, в вас уже пытались влить немного винца. («Ах, вот откуда пятна на одежде…») Нельзя сказать, чтобы попытка эта увенчалась особенным успехом – ваш организм отчего-то отказывался принимать живительную влагу в нужных ему количествах, но уж теперь-то… А? Теперь?
Альфред выжидающе уставился на пленника.
Вообще-то, будучи связанным, Дипольд ни есть, ни пить не мог. Да и не собирался он этого делать. О чем сразу же предупредил:
– К твоей пище я не притронусь, оберландский ублюдок!
– Тогда вас придется кормить принудительно, ваша светлость, – расстроенно вздохнул Альфред. – Мне совсем не хочется, чтобы вы скончались в пути от истощения.
– Уж лучше сдохнуть!
– Нет, смею заверить, это хуже. Подумайте сами, что обо мне станут говорить, если я допущу смерть будущего кронпринца, пользующегося моим гостеприимством. Да и прекрасную деву из благородного нидербургского дома морить голодом тоже как-то не по-рыцарски.
Альфред повернулся к слугам. Вяло махнул рукой:
– Накормить их! Сначала – даму!
Девушка не долго сопротивлялась. Не смогла. Выпучив глаза, задыхаясь, заходясь в кашле, извергая из себя непрожеванные куски, она все же глотала насильно впихиваемую пищу.
– Прекратите! – потребовал Дипольд.
Перемазанная едой, рыдающая, бьющаяся в пред-рвотных позывах Герда-Без-Изъяна окончательно утратила в его глазах былое очарование. Но все же она была женщина, а он мужчина. Благородный рыцарь, коему надлежало защищать беззащитных. Нельзя делом – так хотя бы словом.
– Пр-р-рекратите, сволочи! Слышите?!
Не слышали. Продолжали.
Герду все же вырвало. Прямо на путы и рваное платье.
– Довольно! – брезгливо поморщился Чернокнижник. – Полагаю, теперь наша дева сыта. Дайте ей вина, пусть запьет.
Пила Герда сама. Уже не противясь. Пила взахлеб и много.
– Теперь ваша очередь, пфальцграф! Сами будете трапезничать или помочь?
Все-таки напичкать силком его не удалось. Дипольд ревел и мотал головой, будто раненый бык, а после того как он, изловчившись, едва не откусил палец кому-то из маркграфских слуг, от упрямого пленника отстали.
– Я вижу, после турнира вы еще слишком слабы для тяжелой пищи, – маркграф неодобрительно покачал головой. – Что ж…
Снова ленивый жест, обращенный к слугам.
– Влейте в больного вина. Пусть хоть немного наберется сил. Не волнуйтесь, ваша светлость, вино поможет, излечит и успокоит.
Сжатые зубы ему раздвинули рукоятью кожаной плети. Откуда-то возникла воронка с длинным горлышком. Удерживая голову Дипольда в несколько рук, ее вставили, впихнули в самое горло. Такие воронки отцы-инквизиторы используют, практикуя водяные пытки. Через такие воронки в глотки еретиков и колдунов вливают столько воды, сколько попросту не в состоянии принять человеческое чрево. А теперь вот инквизиторский инструмент верой и правдой послужит оберландскому колдуну-Чернокнижнику. «Только меня, как благородного гейнского пфальцграфа, будут пытать не водой, а вином! – промелькнуло в голове Дипольда. – Гейнским! Проклятый Черно…»
И вино полилось…
Нет, это не было пыткой. Влили полфляги – не больнее.
Прекратили. Вынули воронку. Либо его просто хотели напоить, чтобы горячий пфальцграф не набедокурил в дороге, либо Альфред действительно пытался доступным ему способом поддержать силы упрямого пленника.
А вино-то в самом деле помогало… Да, гейнское, но с каким-то особым солоновато-кровавым, что ли, привкусом, хмельное, терпкое, в меру горькое, немного кисловатое, хорошо утоляющее жажду, оно как-то сразу уняло ноющую боль и гул под черепной костью, увлажнило сухие губы, погасило зарождающийся лихорадочный жар в теле.
Прямо не вино, а целебный бальзам! Впрочем, вполне возможно… Лебиус ведь рядом, а магиеры используют свое колдовство не только для создания големов.
Бодрости заметно прибавилось, а вот мысли малость помутились, утратили связность. Что ж, вино есть вино. Даже родное гейнское. Даже такое целебное.
Им все же дали небольшие послабления. Сняли лишние путы. Только на руках оставили ремни, а на ногах – кандалы. Причем короткая тяжелая цепь, связывавшая два железных кольца на лодыжках, была соединена с другой цепью, прикованной к борту повозки, и напрочь исключала всякую возможность побега. Во время частых, но кратких остановок оберландцы развязывали пленникам руки, вынимали кляпы, раскладывали перед Дипольдом и Гердой еду, однако силой кормить больше не пытались. А вот чудесным вином поили. Не спрашивая.