Я кинулся к мангалу. Действительно, еще чуть-чуть, и прощай, шашлык! Кусочки лука, нанизанные вперемежку с мясом, уже начали обугливаться.
— Все готово, мама, несем, — крикнул я в домик.
В этот момент Макс щелкнул пальцами — и на меня "накатило". Я вдруг непереносимо-четко почувствовал, как нежатся под весенним солнышком яблони, как пульсируют соки в древесных стволах, а корни жадно пьют подземные воды. Но на этот идиллический пейзаж вдруг наложился другой: черные ветви царапают дождливое небо, кусок какой-то решетчатой ограды, потом в лицо — фары встречной машины, визг тормозов, завывание милицейской сирены.
В себя я пришел только за столом, мама разливала окрошку в мои любимые фаянсовые тарелки, похожие на большие среднеазиатские пиалы.
— Макс, ты это зачем? — Спросил я его. — Кончай магуичить, а?
— Надо. Чтобы не расслаблялся. — Хихикнул он. — Я то уж больно благостно у тебя стало в последнее время. Захотел быть счастливым и при этом не разучиться писать?
Ветер Омкара
Песчаные увалы на южном берегу Тары похожи на прибалтийские дюны. Те же сосны на склонах, тот же нескончаемый ветер.
Северный берег — равнинный: болота, камыш, островки ивняка. Ветер качает камыши, от этого в сумерках схожесть с морем еще сильнее. Настолько, что в воздухе чудится соленый привкус.
Я сижу на вершине увала, смотрю за реку и думаю о том, что когда-то здесь действительно был океан. Потом медленно, словно нехотя, поднялась земная кора. Базальтовая плита, не выдержав собственной тяжести, треснула вдоль линии шельфа. Прошли века, разлом стал речным руслом. Поэтому Тара течет с востока на запад, между ней и Северным Ледовитым океаном — километры и километры болот. Знаменитое Васюганье, где нет сейчас ничего, кроме тайги, комарья, нефти и костей тех бедолаг, кого заносила в эти края нелегкая судьба.
Еще я думал о странной женщине, рассказавшей мне сказку о древнем море и о "кольцевых структурах" — открытых недавно областях напряжения земной коры.
— Плиты равнин — не монолиты. Они рассечены на куски, которые движутся относительно друг друга. По разломам рвется к поверхности раскаленная магма. В таких местах, как здесь, напряжение особенно высокое. Омкар — зародыш будущего вулкана. Через миллионы лет тут поднимутся молодые горы. — Когда Нина Владимировна говорила, она смотрела сквозь собеседника, будто видела, как трескается земля, и взметаются в небо огненные фонтаны.
Приехать в Окунево меня соблазнил Олег-Шаман.
— Нет, ты прикинь! Скоро Ново-Ратри. Десятиночие то есть. Праздник самый большой у них. Народ продвинутый собирается. Нет, не только верующие. Просто — потусоваться. Археологи там каждое лето роют, ученые всякие. Получается типа фестиваль. Прикинь: арати — это сейшен такой в храме, поют благостно, но клево, играют кто на чем… Мы в палатках зависаем, солнце, речка, никаких Канар с Багамами не надо. — Тараторил приятель.
Потом он исчез из города, уехал в свое Окунево.
В начале августа наше рекламное агентство разогнали на каникулы. Все равно заказов — ноль, клиенты — на тех самых Багамах-Канарах. Мне грозили две недели в душном городе. Дни пустые, как ржавая консервная банка. И необходимость каждый вечер приходить в слишком большую, гулкую, накаленную солнцем квартиру.
В первый "день свободы от забот" я напился как свинья и попытался снять шлюху. Девочка радостно пошла ко мне, но у нас ничего не получилась. Она оказалась студенткой какой-то шараги. Подпив, полночи плакалась мне на жизнь: родители — козлы и алкоголики, сестра — сучка, парень бросил, счастья нет… В конце концов я уже ничего не хотел. Только подливал ей вина и подкладывал закуски, чтобы молчала, пока у нее занят рот.
Я выпер подругу в шесть утра, дав ей денег на "маршрутку". Попытался отстирать футболку, по которой деваха елозила накрашенной мордашкой — рыдала у меня на плече. Черные разводы косметики от воды стали еще гуще. Я со злости выкинул футболку в мусоропровод, а потом долго пытался сообразить: что это было. Или — искусный вариант "динамы", или я — идиот… Или — импотент. Или — то и другое сразу.
К обеду я решился. Купил билет, протрясся шесть часов в еле живом "ПАЗике". Автобус довез меня до деревенского магазина, запертого на огромный висячий замок. Развернулся, выпустил из выхлопной трубы чадную струю и попылил обратно в город.
— Скажите, пожалуйста, где тут бабаджийский ашрам? — Спросил я у похмельного мужика, отдыхавшего на магазинном крыльце.
— Чаво?
Конечно, стоило спросить у кого-нибудь более интеллектуального, но мужик это был единственным живым существом, находящимся в поле моего зрения. Не считая, конечно, копавшихся в пыли кур. Но от тех, наверное, толку еще меньше. Хотя не факт…
— Ну, куда с города приезжают? — Продолжал допытываться я. — Говорят, городские тут дом купили, под индийскую церковь перестроили…
— А, к богомольцам ты! Дык, эт — на той улице. Крашеный дом, на воротах — буква "зю"…