Люди, страдающие от такой порчи, периодически видят потусторонних духов (мертвых людей) или чувствуют их присутствие. Причем покойники беседуют с ними, подсказывают, что делать, указывают, приказывают.
Послушаем одну женщину:
«…Они появляются, я их не вижу, но слышу. Иногда ощущаю прикосновения и щипки. Вот, смотрите, синяки. Они могут меня разбудить утром, говоря: «Вставай, проспишь на работу». И действительно, гляжу на часы – давно пора подниматься.
Недавно они мне сказали: «Не ходи на работу, скользко на улице, упадешь еще, сломаешь руку». Я пошла и упала, и теперь у меня гипс на руке.
Иногда они исчезают на неделю, месяц, полгода, а потом также неожиданно появляются. Я никому не говорю об этом, а то запросто упрячут в дурдом. Да и понятно, кто такому поверит. Я понимаю, что разные «голоса» слышат ненормальные люди. Я не хочу попасть в психушку. Но вы бы знали, какая мука все это терпеть! Как все это страшно! Боже мой, помогите мне, пожалуйста».
А вот трагическое письмо от уже умершего человека. Его мне принесла сестра покойного Вера Петровна С. С ее согласия я публикую это письмо.
«Дорогие мои! Я никогда бы не мог додуматься до того, что мне пришлось испытать в своей жизни. И что закончу свою жизнь самоубийством, я тоже не мог предположить. Мама и ты, Вера, простите меня за горе, которое я вам принесу своей смертью. Мама, ты этого не заслужила. Родная, прости меня, но нет больше сил это терпеть. Вот уже год, как я живу в неподдающемся объяснению кошмаре. Поверьте мне, я нормальный человек, я не псих, который слышит потусторонние голоса. Голоса я слышу, но разум мой здоров. А началось все с кладбища…
Помните, прошлым летом меня соблазнили калымом? Я копал могилы. Неприятно?
Да! Но от этого разум не теряют. Я понимал, что моя работа необходима. Всем когда-нибудь потребуется такая услуга. Работали мы вчетвером. Пока рыли могилы, травили анекдоты или же говорили о чем-нибудь.
Но вот подошел тот роковой день. Я все отлично помню. С утра было очень тепло. Мы дорыли яму и отдыхали. Сашка с Сережкой пошли в сторожку узнать, где еще предстояло копать. Я остался сторожить лопаты. Четвертый парень в этот день не вышел на работу. Мимо меня проходила бабка, в сумке у нее что-то бренчало. Я решил, что она из тех, кто на кладбище собирает бутылки. Бабка подошла и спросила:
– Кому роете домик?
Я устал, хотелось пить, бабка меня раздражала. «Задаст пару вопросов для отвода глаз, а потом начнет клянчить деньги», – подумал я и сказал, чтобы она топала отсюда и поскорее.
Бабка, не ответив, начала пристально вглядываться в меня. Тогда я еще больше разозлился и выматерился.
Неожиданно бабка выставила вперед руку (так обычно делают рога на гусей) и сказала:
– Душа твоя, как у злой собаки. Не знаешь людей, не лай! Будешь ты, парень, плакать и кончишь веревкой. Скоро сам в такую яму ляжешь.
Сказала она это и ушла. Я ей вслед говорил что-то грубое, но она не обернулась.
Тут я подумал: где же это ребята так долго шарятся, жрут, наверное. А я здесь как дурак один сижу! И вдруг слышу голос:
– Не один ты, а со мной. Оглядываюсь – поблизости никого нет.
– Почудилось, – мелькнуло у меня в голове.
В ту же минуту голос сказал:
– Нет, не почудилось, это я с тобой. Я возьми и вслух скажи:
– А ты кто?
– Я Иван, меня вчера схоронили. Понимаю, что делаю глупость, но снова спрашиваю вслух:
– А фамилия как?
– Фролов, – был ответ.
Мне стало страшно. Думаю, совсем я чокнулся, сам с собой разговариваю, кто услышит, засмеет.
А голос говорит:
– Сейчас Сашка придет и пойдете бабе яму рыть, а Володька ваш за пивом побежал.
Я зажмурился и не шевелюсь. Боюсь, понимаете. Тут подходит Сашка и говорит:
– Вовка за пивом дунул. Пойдем, Бугор дал задание вон там у рощи вырыть яму (избегали слова «могила» и всегда говорили «яма»).
Я Саньку спрашиваю:
– Не знаешь, для кого яму заказали?
– Для женщины, говорят, – ответил Сашка.
В тот день голос больше не давал о себе знать.
Утром я проснулся от того, что ощутил сильный толчок в спину и услышал:
– Вставай, время семь часов, проспишь ведь.
Голос был тот же самый, и я по инерции спросил:
– Это ты, Иван? Он ответил:
– Я, кто же еще?
Когда я завтракал, ясно слышал, как он сплюнул и сказал:
– Жрешь ты, парень, ну как свинья. Перед кладбищем, то есть перед работой, голос сказал:
– Ладно, копай, только не халтурь. Плохо, когда тесно.
И тут я спросил:
– Как, говоришь, твоя фамилия?
– Фролов, – был ответ.
Я летел в сторожку, как на крыльях. Схватил регистрационный журнал и, действительно, среди восьми человек, похороненных три дня назад, нашел Ивана Фролова. Посмотрел, в каком квартале и под каким номером могила, и пошел ее искать. Нашел. Стою и рассматриваю фотографию. Тут опять голос Ивана раздается:
– Я всегда на фото хуже получался, чем на самом деле.
Не задумываясь уже о том, что делаю, спрашиваю его, от чего он умер. Ответ был – по пьянке. Я ему говорю, что смерть не из лучших, а он мне отвечает, что у меня будет не лучше, я, мол, вообще, задавлюсь.