Магия белых ночей

– Злата, быстро в отдел кадров, – подобрел богатырь. – Подписываешь документы и марш на Апрашку. Выловить вора! Мне ещё не хватало разгула преступности в городе. Ишь чего удумали – точки продажи ворованного открывать.

Кивнув, я шмыгнула, куда послали, мимо жрущего кота.

* * *

На Апрашке за ночь не изменилось ничего. Даже потерпевших не прибавилось. Показав торговке рейтузы, мы убедились, что это именно те самые. Составили бумагу. Мол, улика опознана, и внесли пункт, что после расследования она будет возвращена владельцу.

После, послонявшись между торговых рядов, завернули в небольшое кафе поесть шаверму.

Откусив кусочек, я тяжёло вздохнула. Как ловить этого неуловимого расхитителя мелочовки, неясно.

Да знать бы, кого вообще мы ищем.

Кроме бабских трусов, нет у нас ничего.

Лев тоже выглядел задумчивым. Ел медленно, постукивал пальцем по столешнице.

Красивый гаргуляка!

Да, признаюсь, было в Морковке, во что влюбляться. Губа у меня не дура.

– А почему ты рассмеялся в детстве, когда я тебе валентинку вручила? – всё же не утерпела я.

Хотелось узнать хоть сейчас, чего меня так унизили на весь двор.

– Смешная ты была, Златка, – Лев улыбнулся. – В этих сапогах, что тебе до колена доходили. Куртка криво застёгнута, уши из-под шапки торчат. И зуба переднего нет. Вот уж не думал я тогда, что у меня такая обожательница найдётся.

– Мне шесть было, – насупилась я.

– А мне десять, Злат. А ты обиделась, да?

– Да, – призналась я. – Весь вечер сердечко это рисовала, а ты…

– А я сохранил. Оно до сих пор у меня. Самое дорогое и непохожее на остальные. Не открытка, в ларьке купленная, а от всего сердца смешной ведьмочкой нарисованное.

– Правда сохранил? – Мне стало так приятно.

– Угу, – он кивнул, – подпись особенно радует: «Лёвке-морковке от самой красивой ведьмы Златы». Раньше я от неё смеялся, а теперь понимаю – и правда от самой красивой ведьмы. Но ты разбила мне сердце, Злат!

Он откусил кусок шавермы и принялся жевать, не объяснившись. Я же лихорадочно соображала, когда успела-то гаргулье каменное сердце в прах обратить.

Нахмурилась и взглянула на него.

– Не помнишь? – он словно ждал, что я спрошу.

Я покачала головой.

– Ты подарила такую же валентинку на следующий год Лёшке лешему. При всех. А я ждал, что она мне достанется. Жестокая ты ведьма, Злата.

– Так это не по любви! Холодный детский ведьминский расчёт, – я с трудом припомнила, про кого он говорил. – Мы учились вместе в первом классе. Лёшка был круглым отличником, потому что при семье у них был аука. Леший же. Он приглядывал за ним и всегда подсматривал у учительницы на столе правильные ответы на все вопросы. Дымкой лёгкой за Лёшей ходи-и-ил… – последнее слово договорила по инерции и уставилась на Лёву.

Он тоже замер. Видимо, нас с Морковкой посетила одна и та же мысль. А скорее догадка.

– Носки подлетели и растаяли, только дымка осталась, – пробормотал Лев и, закинув в рот последний кусок шавермы, поднялся. – Так, любовь моего детства, юности и вообще всей сознательной жизни, подъём. Теперь понятно, кого искать. Осталось решить, как поймать!

«Любовь всей сознательной жизни»… Хм… Я важно поднялась. Такой титул мне определённо нравился.

* * *

Мы вернулись на торговые ряды и принялись бестолково слоняться, рассматривая всякую всячину, в надежде заметить хоть где-нибудь знакомый с детства белый дымок, указывающий на ауку.

Конечно, мы понимали, что найти его на рынке практически невозможно. Что эхо в лесу. Но не сдаваться же теперь! Лев сосредоточенно изучал товар торговцев, пытаясь смекнуть, что заинтересует маленького помощника лешего. Так противно было осознавать, что это, по сути, мирное и безобидное существо заставили идти на воровство. Сам бы аука никогда бы не стал вредить ни людям, ни нелюдям.

– Может, он проявится? – в надежде спросила у Льва.

– Не думаю, – гаргул покачал головой. – Не любят они выставляться. Да и, сама понимаешь, здесь каждый десятый из наших сказочных. Кто-нибудь да и засечёт маленького пузатого лесовичка. Быстро раскроют, что к чему. Свяжут его с лешим, что копеечные распродажи делает. Я, если бы своими глазами рейтузы не увидел, не догадался бы.

– Но аука не любит такие людные места, ему бы в лес…

Настроение стремительно ухудшалось. Тоска за сердце брала. Не нравилось мне всё, что происходило сейчас. Жалость душу терзала.

– Да какой лес, Злата? Жизнь другая. Ты лучше не жалей его, а соображай, что мы вообще про ауку знаем?

– Дух, – пожала плечами. – Никогда не спит, всегда на позитиве, бодрячком. Озорник. Шутки любит шутить. Я пока с Лёшкой училась, столько приколов мутила. И кнопки на стул учителям он подкладывал, и дрожжи в школьные туалеты спускал. И ни разу не выловили. Смышлёный был, шустрый. Главное, его контролировать, а то разыграется – не остановишь. Грань вообще не чувствует. Мне кажется, он и здесь играется, не понимая, что вред наносит. Ему сказали – пошути и укради, он и старается, перегибая палку.