Заяц приятно улыбнулся, блеснув крепкими белыми зубами, залихватски огладил лапой усы и низким басом сказал:
– Приветствую вельможных панн та вельможного пана! Дозвольте почтительнейше репрезентоваться! Естесь мы тут зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас! – при этом он взмахнул лапой, указывая на второго такого же зайца.
Оружие в лапах этого второго неотрывно и угрожающе глядело графине Татьяне в лоб.
Глава 11
Зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас
Здоровенный заяц с немецким трофейным «шмайссером» в лапах – это прикольно! Даже если он тебя тычет этим самым «шмайссером» под ребро – все равно прикольно, хоть и неприятно! Ирка ощерилась и предостерегающе рыкнула.
– Цихо, паненка! – шикнул на нее заяц, который представился Ковальским. Из-под его выкрашенной в защитный цвет каски с белой польской звездой высунулось длинное ухо, локатором развернулось, чутко подрагивая и ловя заполняющие осенний лес шорохи. Вокруг все притихли, почтительно взирая на вытянувшуюся в струнку заячью фигуру. В лесу стояла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.
Ковальский взвился с места сразу, одним сильным толчком мощных задних лап перемахнув через остальную группу:
– Язда, хлопцы! Ходу, ходу, ходу! – прокричал он уже на бегу, проламываясь сквозь подлесок.
Ирка мгновенно пристроилась ему в затылок, побежала, не отрывая взгляда от плащ-палатки на плечах перескакивающего через бурелом матёрого зайца. Сзади слышалось прерывистое дыхание – Татьяна держалась на одной лишь силе воле, с чавканьем выдирая из размокшей земли вконец изуродованные бальные туфельки. Ирка сама едва волочила ноги с налипшими комьями грязи и отлично понимала, чего стоит подруге и этот непрерывный бег по мокрому лесу, и упорное, без единой жалобы молчание. Молодец, графиня! Богдан бежал, сосредоточенно глядя себе под ноги, стараясь не спотыкаться о торчащие из размытой дождями земли древесные корни. Замыкающим двигался заяц Бразаускас. Не спуская когтя с курка «шмайссера», он то и дело настороженно поглядывал через плечо.
– Сейчас зачнётсён! – хватая воздух, прохрипел Ковальский.
В глубине чащи громко затрубил рог, и, казалось, весь лес откликнулся диким, сулящим кровавую охоту воем. Звук располосовал тишину, стряхнул пожелтевшие листья с деревьев, заставил мелкое зверье в ужасе забиться в норы. Ирка всем телом чуяла, как сотни когтистых лап мягко оттолкнулись от земли, пускаясь в безудержный охотничий гон, как чуткие носы ловят ветер и щерятся оскаленные пасти.
– Й-ех! – подпрыгнув, Ковальский ухнул куда-то вниз, лишь уши из-под каски мелькнули.
Ирка почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, и кубарем покатилась по засыпанному прелой листвой склону. С громким плеском она свалилась в протекающий по дну оврага ручей. Рядом в вихре изодранных в клочья лент и черного от грязи кринолина свалилась Танька. Богдан с истинно цыганской ловкостью притормозил на самом краю оврага и помчался вниз длинными скачками.
– Ложись! – спрыгнувший сверху Бразаускас сшиб его с ног, навалился, вжимая мальчишку в раскисший берег ручья.
Земля содрогнулась. Высокий фонтан камней и вырванного с корнями подлеска взвился далеко позади, рухнул, осыпая собой окрестные деревья. И только тогда до засевшего на дне оврага отряда докатился звук взрыва. Будто колотушкой ахнуло по ушам.
Ирка закричала, скорчившись и зажимая ладонями уши.
Несшийся над лесом торжествующий вой оборвался, сменился отчаянным многоголосым скулежем.
– Ото так! – удовлетворенно рявкнул Ковальский. Ухо его победно торчало из-под каски, усы грозно топорщились, а раскосые глаза сверкали недобрым блеском. – Получили свое! Куда вам, гниды фашистские, против матёрых-то!
Когтистая лапа рванула Ирку за плечо, заставляя подняться.
– Тилько по воде! – скомандовал он, сам первый прыгая в ручей. – З воды не выходзить! Ходу, панове, ходу, то ще не все!
Загребая лапами, он с плеском двинулся по ручью навстречу течению. Застонав сквозь зубы, Танька оторвалась от земли и, высоко подобрав грязные юбки, ступила в воду. Коротко охнула – вода оказалась холодной, и упрямо зашлепала вслед за Ковальским.
Ирка шагнула… Ой-ей-ей, вода не холодная! Она же… ледяная, зараза, такая, что сердце перехватывает! Зубы начали выбивать частую отрывистую дробь, заглушая шаги Богдана и Бразаускаса.
– Ниц с вами не будет, паненки! – верхняя заячья губа еще больше приподнялась в ухмылке, до верха открывая крупные резцы. – Зимно, холодно, если по-вашему, зате живые!
Наверху, в опасной близости от оврага, снова гулко прогудел рог, подтверждая слова Ковальского, что еще и вправду не все! Вой откликнулся опять – сперва слабо, неуверенно. Ирка могла поклясться – а ведь тех, кто выл, стало меньше! Не намного, но меньше. Звук стал нарастать, зазвучал громче, яростней! Теперь в нем было неумолимое обещание мести!
Ковальский на бегу махнул в направлении, откуда слышался мстительный вой, лапой с оттопыренным средним когтем:
– Чекай, чекай[23]
, пока не облезешь!