Магия безумия

Он кладет мою левую ногу себе на колено.

– Сначала я посмотрю твою лодыжку.

Я собираюсь сказать, что она уже почти не болит, но от прикосновения сильной, теплой ладони к колену у меня отнимается язык. Прикусив нижнюю губу, я наблюдаю, как Джеб расшнуровывает сапог. Когда он оттягивает лосины и осторожно обводит указательным пальцем родимое пятно, по моей ноге пробегает дрожь. Это необыкновенно интимное прикосновение.

Джеб не сводит с меня глаз, а я гадаю, почувствовал ли и он то же самое. Он снова рассматривает мое лицо так, как будто я – одна из его картин.

Гром сотрясает комнату, и мы отрываемся друг от друга.

Я откашливаюсь.

– Видишь? Уже лучше.

Высвободив ногу, я зашнуровываю сапог.

– Эл… – Джеб сглатывает, и я вижу, как у него прыгает кадык. – Пожалуйста, брось эту затею с Хитчем. Что бы там ни было, оно не стоит того… – он запинается, – …чтобы лишаться чего-то ценного.

Невероятно. Джеб считает меня такой скромницей, что даже не решается сказать конкретное слово.

– Ты имеешь в виду мою девственность?

У него краснеет шея.

– Ты заслуживаешь лучшего, чем интрижка на одну ночь. Такой девушке, как ты, нужен парень, чтоб по-настоящему тебя любил. Понимаешь?

Прежде чем я успеваю ответить, меня отвлекает шелест крыльев. Поначалу я думаю, что мне, как обычно, мерещится, потом замечаю какое-то движение за спиной у Джеба. Свет молнии, пробившись из-под шторы, озаряет коридор. Ошибиться невозможно.

Махаон, которого сфотографировала Элисон, – огромный, с черными атласными крыльями и блестящим синим туловищем – зависает на мгновенье перед зеркалом в коридоре, а затем влетает в мою комнату.

С ума сойти.

– Нет, – говорю я.

Это не может быть бабочка с фотографии… бабочка из моего детства. Они живут всего несколько дней. Не годы.

– Что? – спрашивает Джеб, не замечая бабочку и глядя только на меня. – Ты все еще хочешь рискнуть?

Биение сердца так громко отдается в моих ушах, что почти заглушает рингтон Таэлор. Она звонит Джебу.

– Лучше иди. – Я отталкиваю Джеба и направляю его к двери.

– Подожди, – говорит он через плечо, неохотно делая шаг за шагом.

И поворачивается ко мне, стоя на пороге.

– Я хочу знать, что ты собираешься делать сегодня вечером.

Сквозь дождь я вижу белый лимузин на подъездной дорожке у соседней двери и в последний раз задумываюсь, не сказать ли Джебу правду. «Я еду в Лондон искать кроличью нору. Пусть даже мне страшно подумать, куда она приведет, кто там ждет моего появления и что от меня потребуется, когда я спущусь. Но вариантов нет».

Фантазия разлетается вдребезги, когда я вспоминаю слова Таэлор: «Джеб слишком талантлив, чтобы нянчиться с тобой…»

В животе у меня словно смыкаются клещи. И я говорю самое жестокое, что только могу придумать:

– Ты не имеешь никакого права диктовать мне, что делать. Ты променял нашу дружбу на Таэлор. Поэтому не лезь, Джеб.

Он, как зачарованный, отступает на крыльцо.

– Куда не лезть? – В его голосе звучит боль, которая буквально рвет меня напополам. – Не портить твой отличный план – подцепить на ночь какого-нибудь случайного лоха? Или в принципе не лезть в твою жизнь?

Лимузин гудит, и лучи фар прорезают мокрую дымку.

Прежде чем моя решимость успевает отказать, я говорю:

– Никуда не лезь.

А потом захлопываю дверь и сползаю по ней на пол.

Я сижу, вжавшись спиной в твердое дерево. Раскаяние захлестывает мое и без того переполненное сердце, но я не позволяю боли одержать верх. Как только лимузин, шурша колесами по мокрому асфальту, отъезжает, я иду в гостиную за рюкзаком. Пора отправляться на поиски собственного прошлого.

Выйдя в коридор, я останавливаюсь. Мой взгляд падает на мозаики, висящие по обе стороны зеркала. Что-то не так с «Сердцебиением зимы». Серебристые стеклянные бусины, из которых сложен ствол, пульсируют, излучая свет, а сверчки, составляющие фон, дергают ножками в такт.

Их крылышки с неприятным скребущим звуком трутся друг о друга.

Ахнув, я зажмуриваюсь и стою так, пока сверчки не замолкают. Тогда я открываю глаза.

Мозаика выглядит как всегда – неподвижной, неодушевленной.

Я издаю стон и пячусь.

Какой-то треск нарушает тишину в моей комнате.

Я оставила дверь приоткрытой, и теперь оттуда пробивается слабый синий свет.

Видимо, его испускает тело черно-синей бабочки. Протиснувшись в щель, я радуюсь и одновременно чувствую разочарование от того, что это всего-навсего лампочка в аквариуме с угрями.

Чуть дыша от волнения, я протягиваю руку, чтобы погасить свет.

Бьет молния, электричество выключается, и все погружается в темноту.

Я так сильно хватаюсь за косяк, что ногти вонзаются в дерево. Кто-то, хлопая крыльями, проносится в непроглядной тьме из угла в угол. Сердце у меня неистово колотится. Все инстинкты велят спасаться – выбежать на крыльцо, попытаться догнать Джеба, попросить помощи…

Но я слышала, как отъехал лимузин. Уже поздно.

Что-то мягкое пролетает возле моего лица. Я вскрикиваю. Неуклюже шагнув вперед, шарю по столу и нащупываю фонарик. Желтый свет озаряет банки с мертвыми насекомыми и картину, которую Джеб когда-то подарил мне.

Волоски у меня на шее встают дыбом, когда я подхожу ближе к трюмо.