Магия биополя. Энергоинформационное лечение

Мы видим отсюда, что мистический экстаз может поднять энергию человека в достижении поставленных им себе целей. Но это может иметь важное значение, конечно, лишь в том случае, если сама цель, вдохновляющая человека, истинна. Если же она ошибочна, то энергия души окажется дурно направленной. Тут мы снова сталкиваемся с проблемой истинности того или другого воззрения, которая возникла перед нами в конце наших лекций о святости. Служат ли мистические состояния доказательством истины тех теологических убеждений, из которых вырастает святость жизни?

Несмотря на невозможность добыть ясные и точные сведения о мистических состояниях, они все же проявляют в общем определенную философскую тенденцию. Большинство из них обнаруживает тяготение к оптимизму и к монизму. Переход от нормального сознания к сознанию мистическому отражается в человеке как переход из замкнутого и тесного пространства к необъятно широкому кругозору и, в то же время, как переход от смятения к покою. Состояния эти действуют на нас умиротворяющим образом. Они гораздо чаще вызывают утверждения, чем отрицания. Б них безграничное поглощает в себе все границы. Хотя они обыкновенно отрицают возможность дать какое бы то ни было определение высшей истины (Он, Я, Атман, говорят Упанишады, могут быть выражены только посредством «Нет, Нет»), самое отрицание их, в сущности, таит в себе глубокое утверждение. Тот, кто дает Абсолютному какое-нибудь название, кто думает, что оно представляет собою нечто определенное, этим самым исключает для него возможность быть Абсолютным и, сам того не сознавая, умаляет его. Поэтому, отрицая возможность определения, мы отрицаем то отрицание, которое содержится в определении, и поступаем так ради высшего утверждения. Глава христианского мистицизма, Дионисий Ареопагит, говорит об абсолютном только в отрицательных формулах.

«Причина всех вещей не есть душа или разум; у нее нет ни воображения, ни мысли, ни разума, ни понимания; в то же время она сама не разум, не понимание. Ее нельзя ни высказать, ни подумать. Она не является ни количеством, ни порядком, ни величием, ни ничтожеством, ни равенством, ни неравенством, ни подобием, ни различием. Она не стоит, не движется и не находится в состоянии покоя… Она не представляет собою ни сущности, ни вечности, ни времени. Даже сама мысль не принадлежит ей. Она ни знание, ни истина, ни царское достоинство, ни мудрость, ни один, ни единство, ни божественность, ни доброта, ни даже дух в том виде, в каком мы знаем его».

Все эти определения отрицаются Дионисием не потому, что истина ниже их, а потому, что она неизмеримо превосходит их. Абсолютное может быть названо сверх-светлым, сверх-сущностью, сверх-возвышенным; слово «сверх» может быть, при определении его, прибавлено ко всякому названию. Мистики, подобно тому как поступал Гегель в своей логике, стремятся к положительному полюсу истины при помощи метода абсолютного отрицания.

Вот причина, почему описания мистиков изобилуют таким множеством парадоксальных выражений. Например, Экхарт говорит нам о тихой пустыне Божества, «где никогда нет никакого различия между Отцом, Сыном и Святым Духом, где никто не чувствует себя, как дома, но где тем не менее искра души находит более мира, чем в самой себе». Беме, говоря о Первоначальной Любви, пишет: «Она лучше всего может быть уподоблена Ничему, так как она глубже всякой Вещи и является Ничем по отношению к другим вещам, ибо ни одна из них не в состоянии понять ее. А так как, по отношению к другим вещам, она является Ничем, она свободна от всех вещей и представляет собою то единственное благо, которого человек не может высказать и выразить, так как нет ничего, с чем его можно бы было сравнить, нет ни одного выражения, при посредстве которого его можно было бы выразить». Другой мистик, Ангелус Силезиус, говорит: «Бог есть Ничто; Он не представляет собою ни Теперь, ни Здесь; и чем больше ты стараешься уловить Его, тем больше Он ускользает от тебя».

Этой отрицательной диалектике разума, представляющей собой нечто в роде перехода к высшему виду утверждения, соответствует подобное же отрицание в сфере личной воли. Отречение от своего конечного «я» и его потребностей, иначе говоря, аскетизм является в религиозных переживаниях лишь вратами в более широкую и более возвышенную жизнь, — и эта моральная тайна всегда переплетается в произведениях мистиков с тайной интеллектуальной.