— Пятидесятый, — насмешливо бросил хам. Полюбовался на мое ошарашенное лицо и воспользовавшись напавшим ступором, втащил за локоть внутрь.
Если бы не зашедшие следом люди, я бы забилась в истерике и выпрыгнула. Но вести себя подобным образом в первый же день работы… да еще и позорить славное имя мистера Даура, которого я и разрекламировать-то толком не успела… а ведь начнут говорить, что его костюмы носит та самая истеричка, что боится лифтов. Дурочка провинциальная.
Сказать по правде, я думала, хам все же пошутил. Это же какая верхотура! Но длинный тройной ряд кнопок убедил меня в обратном. Пятидесятый оказался далеко не последним, верхняя цифра была семьдесят два. Чтобы отвлечься от мелькающих за стеклянной стеной балок, отсчитывавших пролеты, я уставилась на стопку писем.
И чуть не рассмеялась вслух от неожиданности.
— Так вас зовут Хэмнетт? — пробормотала я и внезапно поняла, что стою, вцепившись свободной рукой в рукав пиджака начальства. И начальство великодушно делает вид, что этого не замечает.
— Ричард Хэмнетт. Погоди, ты что, не знала? — изумился он вполголоса.
Я покачала головой, посмеиваясь про себя над тем, как почти угадала его фамилию — хам он и есть хам — а еще, что не признала лучшего репортера столицы. Уже пять лет подряд фотографию мистера Хэмнетта помещали в раздел «журналист года» в конце газеты, на последнем листе. Снимок был маленький и неразборчивый, но упрямый подбородок и задорную непослушную челку я могла бы и узнать.
Лифт очередной раз звякнул и остановился, нахал дернул рукой и потянул меня на выход. Оказавшись снаружи, я вздохнула с облегчением. Конфуза удалось избежать, но в конце рабочего дня я, пожалуй, спущусь по лестнице.
Просторный холл, застеленный бежевым ковролином, и вправду был тих и пуст. Откуда-то справа доносился унылый неритмичный перестук клавиш машинки, да гулким эхом дублировались наши шаги.
— Здесь сидят редакторы, корректоры и парочка репортеров. Там главный редактор, — мистер Хэмнетт, нужно привыкать называть его правильно, а то оговорюсь еще ненароком, дернул подбородком в сторону стола прямо напротив лифта. За ним, откинувшись на спинку стула, сидела ярко накрашенная блондинка, одетая по последней моде. Шляпка топорщилась перьями и лентами, пышное жабо блузки скрывало грудь, розовые ноготочки, который она старательно подпиливала, не замечая нашего появления, сияли свежим маникюром. — Это Глория, его секретарша.
Девица даже ухом не повела.
Я оценила контингент и решила сегодня не высовываться. Не с моими туфельками. На обратном пути обязательно заскочу в обувную лавку, а пока что — осмотреться, освоиться и понять что от меня вообще требуется.
— Я так не умею, — шепотом сообщила я мистеру Хэмнетту, когда мы отошли подальше от Глории и углубились в коридор. На стенах висели картины в сдержанных тонах, лампы накаливания самой современной разработки беззвучно вибрировали на потолке. Конечно, вряд ли в таком новеньком здании будут проводить газ. Все чаще вместо этого в подвале устанавливали энблок, подававший питание на все этажи. Удобно и куда безопаснее газопровода. Ни утечек, ни возгораний.
— Как не умеешь? — уточнил мужчина, невольно обернувшись и еще раз оглядев издалека секретаршу главного редактора.
— Ногти. Я так красиво их точить не умею. И лака у меня нет, — потупившись, сообщила я. Вдруг это главный критерий хорошей секретарши? Украшать приемную. Вроде что-то такое упоминалось в бульварных романах.
Мистер Хэмнетт, вопреки моим опасениям, запрокинул голову и от души расхохотался.
Глава 12
Мое рабочее место оказалось чуть меньше, чем у Глории, но куда уютнее. Лично для меня, по крайней мере. В углу, в самом конце коридора, где, как я надеялась, не будут так уж часто шастать люди. Дверь в кабинет именитого репортера ничем не отличалась от остальных: то же самое дерево, квадратная стеклянная вставка и металлическими буквами набранное «Штатный журналист Р. Хэмнетт».
Владелец кабинета заглянул в него и тут же вернулся с внушительной кипой исписанных от руки листов.
— Наметки статей. Причеши, перепечатай. И письма рассортируй, — распорядился он деловито.
— Как именно?— пискнула я, в некоторой растерянности оглядывая фронт работ. Мистер Хэмнетт пожал плечами, что-то невнятно буркнул и снова исчез в своём логове, в этот раз демонстративно захлопнув за собой дверь.
Я осторожно обошла стол и заглянула в немногочисленные ящики. Бумага, ручки, скрепки, карандаши, лезвие для коррекции опечаток и нож для писем. Канцелярский минимум. Негусто. На середине столешницы гордо возвышалась дорогущая машинка «Реддит» — с особыми пружинами, мягким ходом и хромированными боками, куда там авто. Клавиши были нещадно оцарапаны, словно беднягу кошки драли. Вот она, польза маникюра в действии.
Покачав головой, я присела на стул и чуть не упала— на нем обнаружились колесики! Если бы не стена позади, точно бы рухнула вверх ногами, а так всего лишь неловко пошатнулась и ударила по ней металлической спинкой, аж штукатурка дрогнула.